И что вы думаете учудил наш Васёк? Вечерами, когда стихала вражеская стрельба, он насобирал в старых окопах и оборонительных рвах мотки колючей проволоки и многократно перегородил-перемотал эту просеку посередине пути к укрывшимся. Изорвал в клочья брезентовые рукавицы и в кровь изранил руки, но от своего плана не отступил и тянул колючку, обмотав окровавленные руки каким-то тряпьём. Всё это мы узнали потом, Вася всё сделал тайно, не прося ни у кого помощи. И завалил гада! Фашист, прилетевший в сумерках на очередную «охоту», протаранил рукотворное заграждение, снёс свой винт, одно крыло и несколько деревьев. Жаль, в плен не попал – погиб на месте, а может оно и к лучшему – всё одно от лесных жителей он живым бы не ушёл, однозначно на вилы бы подняли. Вот так! А Василия Зайцева за это наградили медалью «За отвагу» и эвакуировали в тыл для лечения – на руках живого места не было. После этого наши пути с Василием Ивановичем разошлись.
– И где теперь наш Васёк?
– Фёдорыч, ты не поверишь, он после войны окончил военное училище и теперь служит в Куйбышеве, где я его и встретил, в местном УВД, целый капитан милиции!
– Иван, а мне Сталинград по ночам снится, веришь ли, во сне вновь воюю на последней лестничной клетке дома по улице Ленина, от немцев отбиваюсь, тебя прикрываю. Просыпаюсь в холодном поту, Машу пугаю… Помнишь?
– Да, было дело… Если честно, я тогда уже с жизнью попрощался. И такое зло взяло: не для них, фрицев, я учился, не для них, гадов, родителей и братьев-сестёр малых в деревне оставил. И от злости, что фашистов много, а мы только вдвоём и от безысходности, что патроны кончились, давай я их кирпичами сверху, с полуразрушенной площадки последнего, 4-го этажа, забрасывать. Они лезут со 2-го, с 3-го, перила разрушены, только ржавая проволока осталась – мне их хорошо видно – и кирпичом достать не проблема. Одному по каске и по плечу заехал, второй в ушастой кепке, типа подшлемника был – ему прямо в «тыкву» попал, он и завалился. Из автоматов лупят, а нам ответить нечем, жмёмся к плите перекрытия, от крошки кирпичной, что от пуль разлетается, лица прячем. Гансы почуяли, что мы молчим, в ответ не стреляем, поняли, что пустые мы. И попёрли, с-с-суки, в наглую. Тут-то я их последней, для себя оставленной, гранатой и встретил. Все до одного, твари, в преисподнюю провалились, ну в смысле с третьего на первый этаж на битые кирпичи да на арматуру ржавую. Ни один не ушёл. Если б не она, Ф-1 родимая, мы б с тобой, Вань, сейчас бы не обнимались.
