– Может быть нам его напечатать? – предложила она внезапно.
– Кого? – не понял я.
– Неандертальца. Геном мы выделили, не вижу проблемы. Расспросим что да как.
– Во-первых, это не этично. А во-вторых, как ты вернешь клону память?
– Ох уж эта ваша человеческая этика. Никогда не понимала, почему вы так относитесь к клонированию представителей своего рода. А по поводу памяти, можно было бы провести реконструкцию мозга и пересадить его клону.
– На реконструкцию в данный момент не хватит мощностей, и… Ты сама видела реакцию шефа.
– С каких пор это что-то для тебя значит?
Я пожал плечами. С одной стороны, я действительно придерживался собственных представлений о том, как вести проект, на который был назначен. С другой – показывал результаты. И эти результаты были гораздо выше средних. Поэтому многое сходило с рук. Однако, проверять, где та грань, за которой последует увольнение, не хотелось.
– Но хотя бы посмотрим, чем завершился процесс реконструкции, который запустили вчера? – зашла с другой стороны Юля. – Образец будет готов минут через пятнадцать.
Я вздохнул. Мне совершенно точно хотелось доказать шефу свою правоту и сделать это было возможно единственным способом – продолжить исследование. Юля наклонила голову, смотря на меня и ожидая ответа.
– Дай мне допить кофе и подготовь оборудование.
– Вот это дело, – подскочила она с места, выгнув спину колесом.
Убежала. Я остался один. Свежий гималайский ветер ударил в лицо. Я поднял кружку, вдохнул аромат латте и пригубил теплый напиток. Отдаленный шум горной реки напомнил о Бешенке и холодных склонах Ачишхо. В сравнении с кавказской горой, Нанга-Парбат был настоящим великаном. 40 миллионов лет назад Индостанская плита столкнулась с Евразийской и породила самый большой на Земле горный хребет. Я множество раз пытался представить катаклизм, которым сопровождалось возникновение Сказочных лугов, но так и не смог. Может ли быть, что самое прекрасное всегда возникает через боль и разрушения? Может ли быть, что кажущееся трагедией при первом рассмотрении, всегда оборачивается рождением чего-то нового? Новых ландшафтов, жизней, возможностей?
Значит ли это, что я прав, принимая на себя ответственность за встречу с тем, с чем наука прежде не сталкивалась? А кроме того, значит ли это, что между мной и Мариной все еще может наладится?
