Сказка для взрослой девочки | страница 74



– Ты-то нам и нужна!

У них что, мои портреты по городам и весям развешены?

Мужик поднял меня, взвалив на плечо, и только сейчас я отмерла.

– Руки свои убери, сволочь! Что же вы, гады, делаете! Отпусти немедленно!

Я колотила по спине и ниже, материлась как последний сапожник и брыкалась, надеясь высвободиться. Но низкая, почти до колен, кольчуга защищала от праведного гнева и, думаю, от острых зубов оборотней тоже. Силы были изначально неравны. Не у меня, у жителей Троедубья.

Я понимала, что это – воины князя, что прямо в эти минуты град, как его здесь называют, пал под натиском старинного врага. Что будет с этими людьми? Их убьют? Всех, даже женщин и стариков? А дети, что будет с ними?

Подняв голову, наткнулась на неожиданно спокойный взгляд пожилой знахарки. Она смотрела прямо на меня и, кажется, даже чуть улыбалась. В следующий миг ее скрыла чья-то спина.

Озираться было тяжело и страшно. Повсюду лежали тела, отрубленные конечности, кровь под сапогами воинов превратилась в настоящие реки. Жестокая реальность перестала напоминать плохую комедию. Ни до, ни после мне не было так жутко. Меня, как тюк соломы, выкинули в грязь и красные лужи. Я не успела выставить ладони и ударилась подбородком.

– Завяжись, – произнесли рядом хрипло. – Она здеся.

– Что с остальными?

– А я почем знаю? Видать, пущай пока живут. Если князь изволит.

– А разбойник?

– Седня ладный день вышел. Нет его более. Освободилися.

Дальше я ничего не слышала. Соловья больше нет? Эти мрази его убили?! Не может быть! Он же, мать его, чудо-птица с уникальным даром! Он волшебный! Он не может просто умереть… Боль в груди стала почти ощутимой, чуть не закричала, когда на голову опустилось что-то тяжелое. Мир померк.

Глава 22. Киевский плен и его особенности

Я жила здесь уже несколько дней. Со счета сбилась, ведь окон в подвалах не бывает, зачем узникам солнечный свет? Деревянная кровать без матраца и белья и дырка в углу для нужд – вот и все убранство. Стены бревенчатые, решетки вместо двери, куда раза четыре просовывали черствый хлеб и кувшин с мутной водой.

Сначала я пыталась выпросить у молчаливых стражей, что случилось там, в Троедубье. Жив ли Соловей? Как поступили с жителями поселения? Но меня игнорировали, только хмурились все больше и старались ни в коем случае не прикасаться. Черти проклятые! Подождите, я как-нибудь выберусь отсюда и такое вам устрою!

Решимость начала спадать постепенно, сменившись унынием и тоской. Забившись в угол кровати, я оплакивала мужчину, который, как и полагается в «добрых» сказках, не смог выстоять перед «правильным» врагом. Который как-то умудрился настолько глубоко прокрасться в сердце, что хотелось не реветь – выть об утрате. Пусть он хоть шамаханский царь с десятком жен и наложниц, если бы он был сейчас рядом, ни за что бы ни оттолкнула! Наоборот, лучшее, о чем только можно мечтать – это прижаться к широкой груди, вдохнуть ставший за столь короткое время родным аромат мужского тела, заглянуть в черные с невероятными мистическими огоньками глаза. Пусть мужики тогда ошиблись, или намеренно соврали, или просто тупые деревенские валенки, которые не понимают, что говорят! А, может, они не того разбойника имели в виду? Последнее на какой-то момент показалось логичным, но я не привыкла себя обманывать, даже если ложь выглядит куда заманчивей страшной действительности.