Я закричал.
Последние шаги отец буквально пролетел. Он так прижимал меня к груди, что чуть не сломал мне ребра. Мы нырнули в спасительную темноту, втиснулись в расщелину. Большая жесткая ладонь с мозолями от вожжей зажала мне рот, чтобы я не кричал. Ладонь пахла по́том и дымом. Я беззвучно заплакал. Потрескавшиеся губы обожгло солью.
От моих слез? От отцовского пота?
— Что это? — в ужасе шептал Делиад. — Что это такое?
Алкимен молчал. Братья тоже успели забраться в расщелину, прижались к нам с отцом.
— Химера, — прошептал отец. — Химера, дочь Тифона. Молчите, услышит!
Мы замолчали.
Прятались мы долго. Не знаю, сколько.
Временами я проваливался в забытье. Выныривал, падал обратно и не мог понять, где я. Кошмар повсюду оставался со мной. Когда я очнулся в очередной раз, тьма заметно поредела. Край расщелины окрасился розовым. Я вздрогнул: пламя?
Подбирается к нам?!
Занималась утренняя заря. Снаружи царила тишина. Даже чайки не кричали. Отец отпустил меня, выбрался первым, махнул нам:
— Выходите. Она улетела.
Затекшее тело не слушалось. Колени подгибались, правую и́кру словно иголками набили. В воздухе стоял запах горелого мяса. На дороге лежало что-то черное, обугленное. Я не сразу понял, что это тела.
Трупы.
Отец подошел к ближнему, перевернул. Под большим телом скорчилось малое. Тоже обгорело, хоть и меньше.
— Пирен? Пире-е-ен!!!
Он не ожил. Не отозвался.
Я смотрел на воина, который пытался спасти моего брата, накрыв его собой. Смотрел на мертвого Пирена. Мне казалось, что я большой, что голова моя достигает небес. Тех небес, где царила трехтелая тварь.
— Убью, — пообещал я. — Я тебя убью.
⁂
Химера. Дочь Тифона.
Имя ничего не значило. Ненависть родилась первой, безымянной.
Стасим
Молнии, яд и снова молнии
— Молнии, — глухо произнес Зевс.
Голос его — гром за горами. Глаза его — грозовые зарницы. Кудри его — тучи, идущие от края земли. Схваченные на лбу золотым обручем, волосы упали на плечи, завились тугими кольцами.
Вокруг Громовержца сгустилась боевая эгида. Сыпанула искрами, зашлась пугающим треском, угасла.
— Все дело в молниях, — владыка богов и людей вернул себе самообладание. — Гроз слишком мало. Я напоминаю себе скрягу, который узнал, что в его сундуках бегают мыши.
— Ты и есть гроза, — возразила Афина. — Как по мне, отец, тебя вполне достаточно.
Они сидели в главном зале дворца. Зевс — на троне, откинувшись на спинку. Афина — у ног отца, положив голову ему на колени. Так они сидели, только оставшись наедине. Легкий шлем, который Афина носила не снимая, лежал возле хозяйки на полу, будто верный пес.
