Белый конь пасся на склоне горы, возле ручья. Дергал ухом, вслушивался на всякий случай. Время от времени поднимал голову к небу, негромко ржал — все тише с каждым разом. Угрожал? Успокаивался? Гора оставалась горой, не выкидывала безумные коленца. Высоко в небе, забыв об охоте, парила сероглазая дочь Зевса.
Иные битвы, сказала себе Афина. Иные горы, иные молнии.
Ты, богиня? Помнишь, с чего все началось?
⁂
…скалы летели в небо.
Их встречала свирепость молний, дробя на части. Гулкий камнепад без сил валился вниз, туда, откуда пришел. На смену павшим являлись новые воины: скалы в количестве много большем, чем раньше, раскаленные от бешеного гнева.
Зевс бился с Тифоном[17].
Бежали все. Бежал сребролукий Аполлон, теряя стрелы из неиссякаемого колчана. Бежала его сестра, Артемида-Охотница, неслась прочь и визжала на бегу как раненая свинья, забыв о достоинстве. Бежал хромой Гефест, подволакивая искалеченную ногу. Даже Арей, буйный Арей, чье второе имя Война, бежал без оглядки. Сыновья следовали за ним: Ужас и Страх в ужасе и страхе.
Копье дрожало в руке Афины. Ей хотелось думать, что от ярости.
Она единственная осталась с отцом. И сейчас сгорала со стыда, не имея возможности прийти Зевсу на помощь. Самый великий подвиг, который достался сегодня на долю Афины — смотреть, всего лишь смотреть. Вмешайся она в битву, схватись с Тифоном, желая дать отцу краткую передышку, и Тифон прихлопнул бы Воительницу, даже не заметив этого.
Так человек убивает комара.
В Тифоне действительно было много от человека, а может, от титана или бога. С кем сравнить несравнимое? От бедер и до макушки он походил на обычного мужчину, только выше, много выше самых высоких гор. Тело исполина поросло густым черным волосом, но случалось и такое, что вместо волос росли жесткие орлиные перья. Косматая голова достигала звезд, а руками он, казалось, мог охватить мир от востока до запада. Охватить?! Спеленать, раздавить, пожрать. Каждая ручища имела полсотни пальцев, длинных и мосластых, каждый палец оканчивался головой дракона. Когда драконьи пасти впивались в скалы, прежде чем отправить их в смертоносный полет, кривые зубы крошили гранит как черствую лепешку.
Изо рта и ноздрей гиганта вырывалось пламя, родственное пламени молний. Должно быть, в Тифоне развели костер, способный сжечь все, что ни предложи ему в пищу. Небесное оружие гасло, ударяя в мятежника; огонь растворялся в огне, усиливая, а не уничтожая.
Ноги Тифона — две могучие змеи — кольцами опутали утесы Касии, вершину, на которой воздвигся разъяренный великан. Скальные уступы превратились в сплошное шевеление бронзовой чешуи. Впору было поверить, что из бездн Тартара, преступно бросив свой пост, поднялся один из Сторуких
