Дедушка замолчал — трудно, небось, так долго кричать! Отдышался и продолжил:
— Что я должен был ответить Владыке и Владычице?! Что, я вас спрашиваю?! Да будь я тогда жив, я сгорел бы со стыда!
— Прости, отец! Мы погребли тебя согласно наставлениям мудрого жреца Атаноя[9]. По его словам, захоронение в толосе без сожжения — великая честь. В этом случае само погребение является величайшей жертвой…
— Где?! Где этот жрец?! Этот лжец и негодяй?! Где он?!
Бабушка Меропа потупилась:
— Он давно умер, муж мой. Но оставил свои наставления потомкам.
Бабушка не казалась испуганной или пристыженной. Это, наверное, потому, что она дочь Атланта.
— Где его богохульные наставления?! Я сожгу их!
— Отец…
— Муж мой…
— Сожгу на алтаре! Вот это и впрямь будет жертва, угодная богам!
— Мы сами, отец! — поспешил заверить папа. — Не к лицу тебе приносить погребальные жертвы самому себе. Мы все исправим! Владыка Аид и могущественная Персефона будут довольны. И ты, заверяю, тоже.
— Ага, как же! — сварливо заявил дедушка.
На миг он превратился из величественного правителя в обычного склочного старика.
— Вам, бездельникам, ничего доверить нельзя! Не для того меня отпустили из Аида, чтобы вы снова все испортили! Сам, все сам! День назначу, жертву выберу… Если и доверю вам ее принести, то только под моим присмотром!
— Как скажешь, отец.
— Как скажешь, муж мой.
— Но сейчас тебя, господин наш, ждет великий пир. Можно ли не отпраздновать твое чудесное возвращение? Я себе этого не прощу! Да и боги, полагаю, не поймут.
— Пир?
Дедушка задумался. Морщины собрались к переносице — точь-в-точь пучок молний! Молнии были черными в косом свете закатного солнца. Миг, другой — и лицо дедушки разгладилось. Хорошо, на этот раз никто в обморок не упал!
— Ты прав, сын мой. — Сизиф широко улыбнулся. — Сначала пир. Гостеприимство — закон и величайшая добродетель! А я в данном случае и гость, и хозяин. Вижу, Главк, ты не совсем безнадежен.
И он возгласил:
— Пир! Великий пир! Сизиф, сын Эола, вернулся из тьмы Аида! Приглашаю всех!
Всех? Значит, меня тоже пустят?
— Ну конечно! — рассмеялся дедушка, оборачиваясь ко мне. Оказалось, я произнес это вслух, можно сказать, выкрикнул. — Тебя, Гиппоной, в первую очередь! Сын Главка, внук Сизифа — кого и звать, если не тебя?!
Я не испугался, честно! Ну, попятился, бывает.
Это ноги мои испугались, не иначе.
А дедушка-то меня помнит, оказывается!
