Дьяка, что уже почти полную седьмицу метался в бреду, в полном беспамятстве, лечили лучшие лекари из немецкой слободы — к удивлению Ивана Федоровича медицинские светила не могли объяснить, почему ожоги привели к горячке. Артемия держали в палатах, чтоб под рукою был, и ждали, когда оный очнется. Вот тогда из опроса все дело станет ясным, а если нет — то дьяка вылечить хорошо, и на дыбу вздернуть, дабы по правде отвечал и поиску истины не препятствовал…
— Царевича Алексея я знаю давно — имел честь встречаться с ним. А вас не знаю, а потому считаю самозванцем! А потому спрашиваю — что заставило тебя пойти на столь тяжкое преступление, за которое вас завтра же подвергнуть колесованию!
Никогда в жизни Фролу не было так страшно, как сейчас, в этом каменном мешке, где столетиями пытали людей, где все стены пропахли запахом крови и страшных мучений.
Попал как кур в ощип!
Шведы не стали драться, спустили флаг, когда датские корабли настигли шняву. И что самое интересное — датчане искали именно его, вернее царевича. Видимо, среди окружения Карла были доброхоты, что слали свои донесения либо в Копенгаген, или в Санкт-Петербург. Так что вполне уважительно датчане подхватили его под локти, прихватив заодно и Силантия, быстро перевезли их на фрегат, где капитан-командор раскланялся и предложил занять его собственную каюту.
Но вечером, по прибытию в Копенгаген ситуация разительно переменилась — несколько человек, в париках и при шпагах, удивленно вглядывались в его лицо, и один из них что-то резко произнес. Фрола живо скрутили, доставили в замок, где поместили в камеру пыток, приковав за руки и ноги к стене, к специально вмурованным кольцам.
Два палача — а их ремесло он узнал сразу по наитию — совершенно не обращали на него внимания, хотя он попробовал говорить с ними на немецком и русском языках, и даже использовал скудный запас шведских фраз. Не понимали, или делали вид, занимаясь своими обязанностями — принесли жаровню с горящими углями, накали в ней всевозможных железок устрашающего вида, расставили все приспособления.
От вида последних душа сразу же ушла в пятки и попыталась там спрятаться. Тут стоял стол с воротами для протягивания человеческого тела, тиски для дробления костей рук и ног, «гишпанские сапоги» — от вида последних заныли ступни, бурдюк с водой и воронкой для заливания и многое другое, о назначении которого можно только догадываться с нарастающим ужасом в душе и со вставшими дыбом волосами.
