Джей опустил голову к моей руке, прижимаясь к ней губами. Моя рука была мокрой от его слез. Они ощущались как кислота на коже.
Когда он поднял голову, в его глазах не было ни печали, ни сожаления. Теперь они были полны только одного: смерти.
— Они все умрут, — выругался он сквозь зубы, каждое слово вырывалось из темного и уродливого места. От его тона у меня по коже побежали мурашки.
Я вспомнила кровь на своих руках, какой маленькой и пустой выглядела Рен в этой постели. Я думала о том, какой будет теперь ее жизнь, когда она проснется ни с чем.
— Они все умрут, — согласилась я.
ГЛАВА 15
Стелла
Меня оставили на ночь. Джей спал в кресле рядом. После того, как перевел меня в другую палату. Отдельную. Больничную палату богатого человека. Как будто это имело значение.
Рен тоже была в одном из люксов. Приехали ее родители, отец позаботился о том, чтобы она получила лучшее из лучших, вызвал хирургов, врачей, специалистов. Ее мама заказывала цветы, свечи, свежие фрукты, шелковые ночные рубашки. Все, что угодно, лишь бы откинуть реальность того, что случилось с их дочерью, подальше. Избегая осознания того, что все деньги в мире не могут изменить того, что произошло, не могут вернуть потерянную жизнь.
Рен то приходила в сознание, то теряла его, но, в конце концов, пришла в себя, и ей рассказали, что произошло. Я была там, когда врачи сообщили ей эту новость, потому что ее родители не могли с этим справиться. Они подарили своей дочери весь мир, но не знали, как стать свидетелями того, как его у нее отнимают.
Джей уехал этим утром. После моего допроса в полиции, после того, как они выписали меня, бормоча о том, что разрешат все случившееся. Джей погладил мою опухшую щеку, поморщившись. Потом поцеловал меня. Не мягко. Не с той нерешительностью и сожалением, с которыми он прикасался ко мне с тех пор, как приехала в больницу. С чем-то голодным, отчаянным и темным. Я тоже поцеловала его в ответ со всей своей темнотой.
Был приказ не покидать больницу, оставаться в поле зрения одного из мужчин, которые стояли у дверей наших палат. Родители Рен не спрашивали о них, и я задумалась, как много они знали о Карсоне и бизнесе, которым он занимался.
Моему отцу не сказали о том, что произошло. Ещё нет. В конце концов, я бы рассказала ему о Рен и ребенке, потому что он считал ее второй дочерью. Он был очень рад за нее, как настоящий дедушка, а это означало, что он также будет убит горем.
По правде говоря, именно страх помешал мне рассказать об этом папе. И потому что я знала, — он прилетит сюда, попытается помочь, попытается принять боль и горе, как это делают мужчины. Я не могла позволить ему увидеть свое лицо. Я хотела подождать, пока не исцелюсь, чтобы сказать ему. Не знаю, правильное ли это решение, не знаю, какую ложь сказать отцу о том, что произошло.
