____
Однако мои напарники сомневались, что возможна настоящая мировая, а не гибридная война. Кто-то пугался:
– А вдруг заденет крылом самолет партнера – и капут всем?
– Вы что? – горячился Марк. – Сейчас никто не хочет ядерной войны! Дразнят друг друга, показывают языки.
Я думал о неподъемном камне Сизифа.
– Вы не осознаете опасности, и своей беспомощности.
Юдин сказал своим бесцветным голосом:
– Если сотня миллионов будет убита, жизнь не прекратится. Нужно только пережить первый шок.
Глаза его забегали.
Даже спокойствие бухгалтера Петра было поколеблено.
– Может быть, само совершенствование военных технологий дойдет до такой степени, что все умы вдруг осознают: воевать нельзя, никто не останется жить. И войны отомрут.
– Но это не будет выходом людей на вершину понимания, – жестко сказал Учитель. – Это – лишь животный страх.
Учитель спросил Матвея:
– Наверно, вы верите в Бога?
Тот оскорбился.
– Я это прошел. Но верю в лучшие порывы.
– Разве вы знаете, во что верите?
Он повернулся к нам.
– Кто знает, откуда в человеке возникает творческий порыв?
– Как откуда? – удивился Матвей. – Есть талантливые люди, гении.
– Вы уже объясняли, – тоже удивился Марк. – Из одиночества.
Остальные затруднились с ответом.
Учитель значительно помолчал.
– Представьте, что вы совсем одиноки. Нигде родного! Такое возможно в реальности. Но я говорю об экзистенциальном одиночестве, а не из-за отсутствия общения. Это свойство человека, данное природой – экзистенциальная тоска одиночества, чувство «оставленности», как говорят философы. Отсюда возникает жажда близости с миром, любовь. Человек – социальное животное. Чем больше он одинок, до страдания, тем ярче потребность понимания и любви. По Достоевскому, искупительная очищающая сила страдания. Преодоление страдания возможно только любовью. Это и есть источник творчества, озарение и прозрение чего-то самого исцеляющего.
– Представить-то можно, – сказал я. – но что толку? Разве это приведет к всеобщей любви?
– Бог создан в древности из отчаяния обездоленных, бьющихся во враждебном мире на грани жизни и смерти. Живое не может выжить, будучи одиноким, жить для себя. Это значит не продление, смерть. Даже в животном мире, где борьба за выживание, одинокие "шатуны" не живучи, их не принимают в трайб.
Учитель вдруг замолчал, глаза его увлажнились.
– Нет ничего горше, чем затеряться вдали от дома.
Мы глянули на него с удивлением.
Марк сказал растерянно:
– У меня никогда не было одиночества! Даже если свалю, то мир информационно связан, не то, что в древние времена, когда весть можно было переносить, только трясясь в телеге. И у меня есть порывы, не знаю, творческие ли.
