Мужики обычно скрывают свою сексуальную озабоченность. И он тоже скрывал, думал, один такой. Но услышал разговоры об одном кудрявом парне в городе, на которого вешались бабы: он истощился и обессилел из-за секса. Скромный парень, никогда бы не подумал! Только изредка у других это неизвестное затмение ума и воли выплескивается в мире в виде харрасмента.
Матвей слыл балагуром, остроумным и талантливым. Правда, в чем, он и сам не знал. Талант его выражался в любви к гармошке, а потом к баяну.
Свадьба была обильная, на все село. Гуляли всю неделю, с плясками и мордобоем.
Их отношения в первое время погрузились в жаркий омут природной сексуальной потребности. Он обнимал ее, ощущая женское тело, в сладости открывания таинственного, запретного, и хозяина этого запретного.
– Улетаю, улетаю! – стонала Матрюха. И шептала:
– Когда бросаюсь на тебя, это самый опасный момент.
В промежутках между сексом между ними зияла пустота, сопровождаемая вожделением возможного последующего. Природа придумала сексуальное наслаждение, чтобы неотступно продлевать род всего живого. Но зачем ей это нужно, неужели у нее цель продлевать самое себя?
Когда родился ребенок, она словно забыла о муже, днями и ночами возилась с младенцем. Тем более, что ему было лень.
Но вскоре он стал замечать в ней лишь телку, удовлетворенно жующую солому в хлеву.
Матвей рос вместе со страной. То есть все те же официальные призывы, и та же бытовая выживаемость перекатывались в нем тяжелым и неотвратимым бременем изо дня в день, не меняясь.
Ему хотелось чего-то. И он собрался в столицу, поступать в институт. Она пребывала в недоумении.
Однажды, когда он пришел с работы, она была пьяной, и плакала.
– Ты меня не любишь, я знаю. Тебе противно, да? Только доченька…
Она забилась в кровати. Он переворачивал ее, раздевал, и было жалко и страшно.
– Ничего ты не понимаешь, Матрюха. Нет, ты мне не противна. Обустроюсь, и заберу вас.
В городе Матвей поступил в финансовый институт, но так и не закончил, устроился на работу завхозом, и стал забывать прежнюю семью.
Сейчас он страшился, что Магистр разбередит его рану, посыпанную пеплом совсем другой жизни.
____
Бухгалтер Петр, с толстыми волосистыми руками поверх одеяла, снисходительно вспоминал свою большую суматошную семью в городе, детей, липнувших к нему, отчего было отрадно. Но что-то новое проникло в него разладом – ощущал за спокойным кругом семьи какой-то угрожающий бардак. "Народ распустился, Сталина ему не хватает". Но верил в народную мудрость, и мощь страны, которую потрясают со времен Лжедмитрия смуты и войны. А основа – живет, и будет жить. Может быть, этот непонятный «старап» поможет восстановить равновесие в его душе?
