Я читал "Письма Плиния Младшего", но почему-то не стал ему говорить.
– У нас тоже воздвигают статуи, пишут книги и картины, считая, что станут бессмертными. Нужно ли это, если человек смертен, и даже человечество не вечно?
– Numquam! Никогда! – с жаром воскликнул Секунд. – Клянусь Геркулесом, Великий Рим останется вечно! (Magna Roma manebit in aeternum!)
– Я увидел, у вас все равны, но цезарь – более равный. Вы угождаете ему. На воротах каждой богатой виллы написаны славословия принцепсу.
Секунд испуганно оглянулся.
– Diebus Reipublicae factus est outdated. (Времена республики устарели).
Мне почему-то стало его жалко. Не стал спрашивать, почему в самом начале они допустили Цезаря, тирана, который сломал республику, и оттого она погибла.
Я понимал, что попал в самое начало – здесь они впервые творили новый мир, не зная, что он станет тысячелетней мировой цивилизацией.
– Это удивительно, как ваше общество так быстро вышло из примитивных времен Ромула и Рема. Вы не представляете, насколько вы угадали будущее человечества! Ваше сознание сплошь поэтическое, и метафорическое. Живете прозрениями, великими открытиями, которые обернутся расцветом цивилизации людей. Будущее человечество пойдет вашим путем.
Секунд расплылся в улыбке. Я добавил:
– В том числе путем ваших опустошительных завоеваний.
Тот удивился.
– Мы несем варварам нашу цивилизацию! Везде в провинциях наместники раздают хлеб, строят дороги, арены для зрелищ, хорошие термы…
Я помолчал, отягощенный тысячелетиями истории. Секунд поклонился, сделав рукой приглашающий жест:
–Ты приятный собеседник, я бы пригласил тебя в нашу "студию" философов и поэтов, где забывают о грубой материальной жизни.
Он был польщен и удивлен необычным разговором, так с ним никто не разговаривал. И что-то записывал стилом на свою дощечку. А я позавидовал нашей прошлой жизни, которая показалась мне гораздо лучше, чем раньше думал. Наша недавняя жизнь достигла такого максимального уровня комфорта, какой и не снился этому аборигену. Медицина развилась как никогда, хотя раскопки обнаружили медицинские их инструменты почти такого же уровня. Правда, если сравнить, уровень бедности не стал меньше, чем у них: даже рабы, судя по содержимому нужников, раскопанных археологами, у них ели лучше, чем наши городские нищие. Зато последние сто лет мы поддерживали небывалый мир после страшной второй мировой.
У этого человека, две тысячи лет назад, не было такой умственной невинности, как у Михеева, последнего человеческого творения, не имеющего желания копаться даже в открытых веками знаниях.
