В сфере видимого и осязаемого Шивалингам — такой же последний знак Единого, Кого ни одна форма не может ни отразить, ни, тем более, вместить. Согласно трактатам по тамильскому шиваизму, лингам одновременно и имеет форму, и не имеет её. Он — на границе Проявленного и Непроявленного, он — последний порог, различимый зрением и осязанием, предстающий перед тем, кто ощутил присутствие фундаментального Запредельного, Парама Шивы, так же, как Он является в образе огненного лингама на вершине Аруначалы.
Святилище, в котором пребывает Шивалингам, на санскрите именуется муластхана или гарбха-гриха. Мула — это источник или происхождение; гарбха — материнское чрево. Термин «стхана» переводится как место пребывания, «гриха» — как дом. Таким образом, мы не ошибёмся, если скажем, что алтарь Шивалингама на уровне символа и ритуального мифа — высшее место божественного перерождения, или, выражаясь языком греческих мистерий, последней инициации.
Когда индус, следуя пути, открытому древними риши, отправляется на поиски внутреннего мира, за пределами всех звуков, любых форм, слов и мыслей, а также за пределами необходимого опыта, вкуса смерти и небытия, в конце концов он оказывается у последней границы времени, у порога полного обновления, символом которого для христиан является воскресение Господа по ту сторону смерти и ада. Абсолютная встреча человека с Богом — это рождение за пределами смерти. Никто не может увидеть Бога, не умерев для самого себя. Никто не может достичь своего истинного Я в его высшей и финальной истине, не умерев и не возродившись в самом царстве Бога. Несомненно, что именно эту тайну символизирует Шивалингам, пребывающий в сокровенном святилище. Обитель Бога на земле (знаком которой является каждый храм) обязательно должна быть местом перерождения человека, мистическим чревом, из которого он исходит во второй раз, возродившись в глубине божественной любви в качестве сына, возлюбленного и избранного от вечности, или, как бы сказали христиане, «получив внутреннее помазание Духа».
Европейцы подчас глумятся над предположительно фаллическим характером «священного лингама». Сам термин «лингам» и вправду обладает таким значением как на тамильском, так и на санскрите, однако это лишь один из его смыслов, относящихся к понятию знака. Как правило, современные писатели-шиваиты возражают против такой трактовки, связывая фаллическую форму лингама с деградацией некоторых сект. В любом случае мы не вправе считать, что Шивалингам, даже если он и был изначально фаллическим символом, обладал какой-либо непристойной коннотацией, приписываемой ему этими хулителями (опять-таки речь не идёт об откровенно девиантных случаях). Истинный поклонник, взирая на лингам, никогда не чувствует и не воображает ничего бесстыдного. В конце концов, зарождение жизни священно, как бы человечество ни обесценивало его, особенно в так называемом цивилизованном мире. Есть ли какое-либо препятствие для использования символа зачатия в религиозном контексте в качестве символа возрождения, а также напоминания о высочайшем достоинстве плоти, которую Бог не только сотворил, но и однажды принял Сам?