Смайлик на асфальте | страница 7



— Значит, говорите, никаких странных смертей и тайн в Петербурге нет? Все осталось в прошлом?

К чему он клонит? Не просто же так спрашивает во второй раз… Впрочем, какая разница.

Артём распрощался с журналистом, сунул папку подмышку и побрел к своему дому.

В здании на набережной Фонтанки он занимал две комнаты, или, как теперь принято говорить, студии. В одной комнате жил сам, другую использовал для встреч и визитов. Комнаты ему достались от бабушки — коренной петербурженки. Еще во время учебы в Университете он частенько оставался ночевать у нее — жаль было тратить время на поездки до Гражданки, где обосновались родители, а после смерти бабушки окончательно перебрался на Фонтанку.

Диплом историка открывал перед ним не так уж много перспектив. Еще во время учебы в Университете он понял: просиживать штаны в архиве или заниматься преподаванием не для него. А проучившись год в аспирантуре, махнул рукой и на науку. К этому времени Артём окончательно определился: он хочет быть вольной птицей. Решать самому, чем заниматься, и работать столько, сколько хочется. Тут и пригодилось отличное знание города. Посмотрев, что предлагают турфирмы, он быстренько придумал несколько нестандартных экскурсий с красивыми названиями и разместил объявления на сайтах, предлагающих услуги иностранным туристам. Цену поставил высокую, тем самым сразу заявив уровень. Нельзя сказать, что клиенты стояли в очередь, но и простоя не было. Весной и летом работы было много, зимой — меньше, но он сам регулировал свою загрузку в зависимости от настроения. Иногда, в основном осенью, когда в Питере шли затяжные дожди, на него наваливалась хандра, и тогда он валялся на тахте днями напролет. Родители такой образ жизни не понимали. Особенно душной была мамина забота с частными и навязчиво-долгими телефонными звонками.

Родители не раз предлагали Артёму продать обе комнаты, купив на вырученные деньги квартиру в новостройке, но он каждый раз отказывался. Плотно стоящие ряды однотипных коробок где-нибудь в Мурино или на Парнасе его совсем не привлекали. У дома, как и человека, должна быть индивидуальность — характер, история, судьба, не говоря уже о внешности. У здания на Фонтанке все это было. Редкого для Петербурга светло-золотистого оттенка, украшенный рустом и полуколоннами, дом помнил двух последних царей и смуту революции, вместе с ленинградцами пережил блокаду, каким-то чудом устояв под обстрелами. До революции в нем жили семьи предпринимателей, чиновников, инженеров. На втором этаже принимал больных модный в те годы доктор. Затем в квартирах появились совсем другие лица, да и сами квартиры изменились, превратившись в огромные питерские коммуналки.