В комнате надолго повисла тишина.
— Вот. Кипр и Анталия вполне подойдут.
— Не подойдут, — очнувшись, заупрямилась Ольга. До этого момента она сидела, задумавшись, лишь изредка крутила простенькое колечко с синим камушком на безымянном пальце. — Денег нет, загранпаспорт просрочен. И вообще я никуда не собираюсь.
— Но тогда хотя бы уезжайте из Питера, куда-нибудь за город, измените свои привычки. И никаких людных мест — вокзалов, площадей, стадионов, концертов. Неделю как минимум. Что такое?…
Ольга энергично помотала головой.
— Не получится. Мне сегодня выступать на Дворцовой. Я с таким трудом нашла подработку, а теперь все бросить? Чтобы больше меня никуда не взяли? И переехать мне некуда.
— Ой, действительно, у тебя же сегодня вечером представление на Дворцовой, — всполошилась Ирина.
— На Дворцовую вечером точно не стоит, — поддержал Артём.
Ольга вновь покачала головой.
— Если не хотите слушать советы, зачем было приходить?
Артём поднялся и подошел к окну. Он чувствовал досаду — не удалось ему убедить Ольгу, что положение серьезно. А в том, что оно серьезно, он не сомневался.
Звонок мобильного не разбудил его, Брагин давно не спал, просто лежал с открытыми глазами, думая, чем бы занять сегодняшний день. Уже больше месяца на пенсии, а привычка просыпаться в одно и то же время никуда не делась. Солнечный свет от неплотно сходящихся портьер прочертил на паркете косую линию. Каждое утро весь последний месяц он наблюдал за этим солнечным зайчиком и теперь безошибочно мог назвать время. Сейчас было начало восьмого. Он протянул руку и нащупал на тумбочке вибрирующий аппарат.
— Слушаю.
— Подъем, Сергеич, — голос участкового в трубке прерывался шумом просыпающегося мегаполиса. — Ты просил позвонить, если что случится. Вот, случилось.
— Когда?
— Похоже, ночью. Давай быстрее, может, успеешь до приезда следователя.
— А кто у нас следователь?
Участковый назвал фамилию.
— Кравченко? Не знаю такого.
— Из молодых, да ранних. Эффективно-дефективных. Пришел сразу после твоей отставки.
Брагин поморщился — не любил, когда ему напоминали об отставке. Сейчас он уже жалел, что пошел на принцип. Уступил бы, как ему советовали, — может, и работал бы до сих пор в Следкоме. И сегодняшнее дело было бы его, и не этого эффективного. Но нет, уперся как осёл: «Если закроете дело, уволюсь». Глупо, по-мальчишески вышло, совсем несолидно для подполковника за пятьдесят. Дело тогда закрыли, а ему сказали: «Незаменимых нет. Сам виноват». Потом, при закрытых дверях, кулуарно, начальство сетовало: «Вот зачем ты так, Сергеич? Зачем на принцип? Ты же нам не оставил другого выхода. Дело резонансное, результат нужен был быстро. Что тебе мешало расследовать потихоньку? А уж если бы оказался прав, привел убедительные доказательства, вернули бы дело на доследование, какие проблемы?»
