Владимиру Федоровичу повезло, его ранило — в голову, в челюсть, в переносицу, в обе ноги… И он пролежал в госпитале больше семи месяцев, лег — еще шла война на западе, а выписался — уже на Дальнем Востоке было все кончено.
Когда я впервые увидел в сквере Замычкина, тоже что-то около пятнадцати лет назад, он был не просто молод — выглядел парнем, никак не верилось, что воевал,— поджарый, черная, без единого седого волоска шевелюра, с чубом, молодецкий вид. А нынче здоровье стало сдавать, весной разболелась нога, опухла, врач определил — отложение солей. Замычкин сказал: не может быть. Сделали снимок — осколок снаряда, шесть на четыре. А достать нельзя, около колена, место опасное, лучше не трогать.
И в переносице два осколка по булавочной головке носит, и тоже удалять опасно: нерв затронешь — лишишься зрения. И чуть повыше виска еще один осколок сидит…
* * *
Я не пишу о конкретных подвигах людей, не говорю о званиях, не перечисляю наград. Не это главное в такой день, здесь, в сквере у театра, когда солдаты целуются с генералами, а генералы фотографируют солдат. Здесь, собственно, все — солдаты, не по званию, а по призванию. Здесь главное — встречи, главное — живы…
А подвиги — что ж, в ту пору постоянная, ежеминутная готовность к подвигу каждого — разве это не было всеобщим подвигом? А кому не выпало — все равно, без них — вторых, безвестных — не было бы и первых, легендарных.
Хорошо, что большинство встреч фронтовиков было решено перенести в Центральный парк культуры и отдыха имени Горького — там и просторно, и уютно. Но хорошо и то, что хоть малая их часть, те, кто привык, по-прежнему встречается здесь, у Большого.
«…Какая музыка была, какая музыка играла, когда и души, и тела война проклятая попрала…» А почему бы не посадить здесь, на площади, на один всего час духовой оркестр. Небольшой. Ведь что такое духовая музыка для фронтовиков — 22 июня 1941 года их провожали с ней на фронт, 9 мая 1945 года их встречали с ней на полустанках, в провинциальных городках и столицах. Пусть играет оркестр старые марши и вальсы. Пусть играет «Синий платочек». Звук трубы может все — пробудить, оживить старые воспоминания, остановить любое мгновение минувшего, звук трубы может остановить снегопад… Какое это наслаждение, старая музыка военного времени. В эти минуты не завидуешь ничему чужому — ни здоровью, ни юности, все твое с тобой в эти высокие минуты.
Все меньше остается фронтовиков, все меньше. И в эти минуты, пока мы стоим на площади, кто-то из них умирает в соседних домах и за тысячи километров от нас. Когда-нибудь уйдет последний солдат войны, и с ним уйдет целое поколение. И война станет историей для всех, для всех — книжным воспоминанием. И мне кажется, что-то изменится в мире. Что? Не знаю.
