Единственный, кому я рассказала о смерти мамы, – Ник. Наверное, это звучит глупо, но все же я решила предупредить его о своем состоянии, хоть и не получила ответа на свое короткое сообщение, прежде чем насовсем выключить телефон. Возможно, его весточка так и лежала в непрочитанных, но я просто-напросто не хотела включать «Айфон», понимая, что все кому не лень начнут названивать со словами соболезнования, сообщая мне фальшивым тоном о любви к моей дорогой матери. Сейчас я просто не в состоянии слышать нелепую актерскую игру дам из высшего общества, да и не хочу еще больше впадать в депрессию. Она дала о себе знать в самый неподходящий момент, когда консьерж доставил огромный букет белых лилий (маминых любимых) с запиской:
«Лучшей женщине, прекрасной матери и хорошему человеку. Светлая память».
И таких посланий оказалось множество. Наверное, эти проклятые людишки, дабы соблюсти все правила хорошего тона и приличия, решили доконать меня лишним напоминанием об утрате. В один из таких дней, когда на мой адрес поступил еще один такой букет из четных белых лилий, я просто выкинула с балкона, наплевав на возмущающихся прохожих, на законы. На все. Достали! К черту! К черту всех! В тот день я плакала на протяжении целого дня, не в силах успокоиться, выла, как побитая собака, удивляясь, как мне еще не вызвали машину из психиатрии. Однако на следующий день, когда консьерж доложил о посетителе с цветами и какой-то посылке, я готова была послать этого человека к чертям, не удосужившись узнать имя. А зря.
В этот день я впервые почувствовала какую-то наполненность, разливающуюся по моему организму и заполняющую каждую клеточку. Будто кровь к моим конечностям начала приливать именно в этот момент, когда, резко открыв дверь и готовясь накричать на надоедливого скорбящего «дружка» или «подружку», увидела своего мужчину. Своего Ника. Все вокруг так изменилось, потускнело, и только он стоял на пороге квартиры, одаривая меня собственным светом, раскрашивая в разнообразные цвета окружающий мир. Сколько мы не виделись? Неделю? Две? Может, три? Я не помнила. Однако он не изменился. Совсем. Лишь чарующая улыбка, которая все время сводила меня с ума, не появилась на его лице. Потому что она бы была не к месту. Наша тоска друг по другу уходила на второй план, и Ник прекрасно это понимал.
Слезы медленно начали наполнять глаза своей солоноватой жидкостью, вся сдержанность, которую я проявляла раньше по отношению к этому мужчине, сошла на нет, а тихие, едва слышные вопли увеличивали свою громкость с каждой секундой. Только после того как Ник, повалив на пол букет роз, какую-то коробку и пакет, подхватил меня в свои объятья, я окончательно разревелась, как маленькая девочка, желающая почувствовать родительское тепло и поддержку. То облегчающее мою душу ощущение, которого мне так не хватало все это время.
