— Даррина!
Её лицо приобрело совсем детское выражение полной беспомощности. Она не понимала, что происходит.
— Кто? Кто это, я не вижу! — пробормотала она, внимательно вглядываясь в мою сторону. Когда я почувствовала, что она меня вот‑вот разглядит, я одним коротким приказом «занавесила» себя.
— А я вижу тебя, — отозвалась я, наслаждаясь её беспомощным испугом. — Мы ещё встретимся с тобой, и тогда я задам тебе вопросы. А сейчас у меня нет времени.
Я закрыла контакт и повернулась к Валерию. Он смотрел на меня с недоумением и неприязнью.
— Что ты здесь делаешь? — повторил он. — И с кем ты сейчас разговаривала?
— С Дарриной.
— Это ещё кто? — нахмурился он.
— Не знаешь? У тебя был с ней контакт. Только что. Не помнишь?
Извеков продолжал хмуриться. Нет, Валерий не был артистом. Все эмоции были у него на лице. Он искренне не помнил Даррины.
— Так кто же из нас двоих действительно зомби, а, Валерий? — спросила я, не надеясь на связный ответ.
Извеков выбрался из растрёпанной, развороченной постели, стал натягивать свой комбинезон. Он был растерян и подавлен. Он прекрасно понял, на что я намекаю. Он понял, что я вклинилась в его контакт, и теперь его волновало только то, что он, Валерий, ничего не может вспомнить. Он, человек, обладающий неразделённым цельным сознанием творца, оказался загипнотизированным чьей‑то нездешней волей. А какая‑то девчонка, которой он отводил роль восхищённой ассистентки гения, уличила его в этом.
— Твоё самолюбие, Валерий, тут совсем ни при чём. Я думаю, что тебе нужно хорошенько подумать над своим положением…
— Какого черта ты читаешь мои мысли?! — возмутился он.
— Ничего я не читаю. Я хочу, чтобы ты вспомнил Даррину.
— Я сам хочу ее вспомнить… Зачем ты вообще здесь?
— Ты хотел отвести меня куда‑то… Я пришла тебя поторопить.
— Все понятно.
Валерий вышел в гостиную, даже не удосужась позвать меня за собой. Я пошла следом, понимая, что рано или поздно он всё вспомнит, и я смогу получить от него кое‑какие объяснения.
— Что она хотела от меня? — спросил Извеков, подойдя к окну.
— Вспомни сам.
— Катя, если они закрыли от меня самого моё же собственное подсознание, промедление может плохо кончиться.
— Если бы я не пришла к тебе, ты никогда не заподозрил бы ничего.
— Но, черт возьми! Катя, ты должна мне помочь! Ты теперь знаешь обо мне больше меня.
Прав он был в одном: промедление могло плохо кончиться. Если Валерия заставили действовать определённым образом, скрыв присутствие внешней воли, эта внешняя воля уже сама по себе не может быть доброй.
