Наконец, в один прекрасный день, дорога вдруг кончилась. Ее концы упирались в отвесный обрыв, у подножия которого плескалось глубокое море. А где-то далеко, за туманной дымкой проглядывались очертания новой земли.
Все, включая Чудака, столпились на краю обрыва, не зная, что предпринять. Приобретенные за время путешествия самоходные машины, драгоценности и бесценные эликсиры никак не могли помочь им перебраться на тот берег.
– Давайте построим мост! – предложили самые находчивые.
– Для начала нужно решить, кто будет за главного! – возражали умные. – Вот с него-то и спросим!..
– Мост не получится, но можно сделать лодку. Или плот! – засучили рукава умелые. – Вот только, из чего?
– Уж точно не из нашего добра, – зашипели жадные, пряча под себя накопленные ценности.
Пока все спорили, Чудак тихо подошел к самому краю обрыва. Все это время он сплетал из собранных одуванчиков крылья, и сейчас они были уже вдвое больше его самого. Страшно, конечно, но не стоять же тут целую вечность, в самом деле.
Вздохнув, Чудак прикрепил крылья себе на спину. Робко взмахнул один раз, второй…
– Смотрите, смотрите, он же разобьется!
Все отвлеклись от своих споров, в страхе глядя на худощавую фигуру, балансирующую на самом краешке обрыва.
– Надо его спасти, пусть даже против его воли! – бросились к нему самые решительные.
– А может, нам удастся воспользоваться его крыльями, – перешептывались хитрые, но Чудак никого из них не слышал. Закрыв глаза, он сделал шаг вперед и…
– Летит… – выдохнула толпа, не веря своим глазам.
– Да, летит, летит, – вторили им ласточки, что устроили себе гнезда в отвесном глинистом склоне. Обрадовавшись, они устремились ввысь вместе со своим новым сородичем, подбадривая его и наперебой давая советы. А Чудак все летел, не веря своему счастью, и с каждым взмахом сплетенные им пушинки крепли, превращаясь в настоящие крылья.
За фортепьяно он проводил почти все время. С утра, едва успев умыться, принимался за гаммы. Листы нотной бумаги, к отчаянию жены, покрывали не только партитуру, но и паркет, лежали на подоконнике, упорно скапливались на всех креслах и даже под столом.
Маленькая дочка, его Лили, помогала собрать все в одну большую стопку, из которой вырывались беспорядочные обрывки вальсов и мазурок. Он их видел, чувствовал – разноцветные всполохи на крышке фортепьяно. Видела и дочка, со смехом пытаясь достать танцующие на стене разноцветные блики. Это был их маленький секрет. Кто бы ни открывал дверь: мать, няня или дворецкий, – отец с дочерью тут же напускали на себя отстраненный вид, хотя разыгравшиеся ноты и пытались запрыгнуть на самый кончик носа.
