Оседаю на пол, подхватываемая его надёжными руками. Мужчина прижимает меня к себе, и мне кажется, что его сердце сейчас пробьёт грудную клетку.
— Не вздумай умирать, слышишь? — яростно шепчет он где-то близко. — Ася, не вздумай умирать!
Пытаюсь сфокусировать внимание на его сердце, на его словах или на теплоте его тела, но тёмная пелена застилает взгляд, и мне становится абсолютно нечем дышать.
За все эти годы я не раз заставлял себя развернуться на полпути к её дому. Мне до боли было интересно посмотреть на неё, но я стискивал руки в кулаки, резко крутил руль и прибавлял газу, чтобы скорее убраться подальше.
Ася. Какая она? Похожа ли на мать? Или всё же на отца? Неужели я правда решусь исполнить то, что в сердцах пообещал при свидетелях? Большинства уже и в живых нет, но кто-то же проверит, чтобы пролитая кровь Тагоевых была отомщена. И пусть правосудие вершит Богдан Тихонов, а не Богдан Тагоев, но у меня своя война. Всегда была и всегда будет.
Последний год я стараюсь вообще не думать о ней. Потому что моё любопытство осязаемо. Могу не сдержаться. А если увижу, то тормоза может сорвать окончательно. Ещё придушу со злости. Или наоборот. Сложная тема.
Я хочу поехать прямо в день её совершеннолетия, но в дань уважения её бабушке принимаю решение ехать на следующий день. Больше ждать нельзя.
Дверь открывает Ася. Мне не нужно уточнять — она как две капли воды похожа на мать. Млять! Я даже испытываю долбанное дежавю: двадцать лет назад я стоял на этом же месте, а дверь мне открывала Маша.
Сердце пропускает удар. Или несколько. Но я давно не юнец, и цель моего визита иная.
И всё идёт не по плану. Как всегда! На что я, собственно, рассчитывал? У старухи не выдержало сердце. Неужели она всерьёз полагала, что я не сдержу слово? Что я не заберу единственную дочь кровного врага и не позабочусь о том, чтобы его грязная кровь перестала гулять по миру?
Ася, маленькая, трогательная и потерянная, вызывает во мне лишь волну раздражительности. Стоит, сжавшись от страха, в стороне и льёт слёзы. Терпеть не могу все эти женские штучки! Я не робкого десятка, но абсолютно не представляю, как привести в себя женщину, кроме как отвесив ей хорошую оплеуху. Да только, боюсь, сладкую Асю таким образом не воспитывали.
Тяжело мне с ней придётся. Ох, тяжело, млять! От её частых всхлипов сердце ускоряет ритм, кровь шумит в голове, и я начинаю чаще дышать, чтобы не сорваться на неё в это непростое мгновение.
