– Но ты так и не… – начала Октава, но Омлетте́ уже развернулся и стремительным шагом пошел прочь. Голем гремел следом.
Девушка привыкла к странностям отца, но в этот раз все вышло как-то чересчур абсурдно.
– Ладно, поговорим как-нибудь в другой раз… – пробубнила она.
Лучшей мелодией для господина Увертюра – фигуры уровня пророка или даже Будды в театре Хрусталии – всегда оставался звон философов. Не считая, конечно, сто пятнадцатой симфонии Шустроковича, от которой главный режиссер был без ума. Но, в отличие от звона философов, эта мелодия не сопровождала его каждый день, не вливалась в ухо тонкой, ядовитой струйкой, отравляя организм.
И не сулила приток прибыли.
Яды, правда, на Увертюра не действовали, во всяком случае – яды такого рода. Ладно, во всяком случае, действовали не до конца – от частого контакта с золотыми монетами у режиссера выработался некий иммунитет, и только иногда мужчина с рыжими бакенбардами легонько, и то только на время, сходил с ума. Тогда-то деньги и вскруживали ему голову полностью.
Сейчас наступил как раз один из таких моментов. Увертюр раскинулся за столом, свободно распахнув красный пиджак, и звенел философами.
В дверь постучались. Мелодия, дернув от дисгармонии, нарушилась.
Не успел главный режиссер ответить «Войдите», как внутрь ворвался Шляпс.
– А, господин люминограф, – Увертюра словно пружиной выбило из кресла. – Что Пшикс опять натворил?
Шляпс стремительно разгонялся, приближаясь к креслу, словно до него было не пару шагов, а несколько километров.
– Признавайтесь, зачем вы украли светопарат? – Диафрагм любил бить в лоб— способ, надо сказать, весьма эффективный.
Та же пружина, что недавно выкинула режиссера из кресла, втянула его обратно.
– Я… что?.. У вас украли светопарат?! В такое время?!
– Да, и зачем вы это сделали?
Люминограф резко остановился у стола, и шляпа на голове затряслась. Мужчина завис над Увертюром, мрачным великаном глядя на него.
– Я ничего подобного даже не собирался делать! Совсем скоро должно состояться свадьба, и я…
– Да, это звучит не очень логично, – в кабинет, аккуратненько, словно по краю пропасти, вошел Глиццерин.
– Зато действенно, – выдохнул Шляпс и уселся в кресло напротив. – Ладно, хорошо, я вам поверю. Но никто кроме вас и Чернокнига не знал о том, что я буду на свадьбе!
– Ну вот и спрашивайте Чернокнига, – Увертюр постепенно начал приходить в себя, – а не врывайтесь ко мне с такими обвинениями!
– Я решил начать с вас, чтобы не наматывать лишние круги, – сказал люминограф так, будто искать вора для него было повседневным делом. – Ну, может расскажете?
