Дверь захлопнулась. Господин Тряссунчик помял дрожащими руками свою тринадцатую трагедию (при наличии еще пяти комедий и где-то трех пьес, жанр которых он определял как «современно-современная пьеса»), а потом, смешав рой разных мыслей в один титанический вывод, выпалил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Ну ничего! Посмотрим, как вы запоете, кога я помру! И почему обязательно надо скончаться, чтобы тебя назвали классиком?..
Глиццерин уселся в мягкое кресло перед ажурным рабочим столом и даже подуспокоился – лампы в кабинете режиссера горели медово-желтым и, что важнее, не мигали.
Но потом пиротехник увидел перед собой лицо Увертюра и снова запаниковал, как овца перед стрижкой.
– Правильно, на вашем месте я бы тоже нервничал, – хмыкнул массивный режиссер, усевшись в кресло. Его рыжие бакенбарды горели лесным пожаром, который ни за что ни про что вот-вот пожрет Пшикса.
– Итак, господин Пшикс. После сегодняшнего… кхм, спектакля, я собирался наконец-то повысить вас – все-таки, эти дымящиеся штуки работали прекрасно.
– Спасибо, – слова Глиццерина отдавали легким привкусом надежды.
– Рано радуетесь, Пшикс. После того, что произошло по вашей милости, боюсь, мне придется только понизить вас в должности.
– Тогда уж лучше увольте, – сказал пиротехник, тут же пожалев. И без того беспорядочная прическа его будто тоже запаниковала, по светлым волосам пробежало легкое, колючее напряжение.
– Как хотите, – пожал плечами Увертюр и достал из кармана длинного красного пиджака карандаш. – Тогда увольняю, прямо сейчас.
– Я ведь ничего не сделал! Вы сами сказали встречать люминографа.
– Не напоминайте мне про этого… ладно, опустим, кого конкретно. От него, как и от вас, сегодня были только одни проблемы, – надулся режиссер. – А что касается моих слов… да, я сказал это, но вы должны были в первую очередь проверить пиротехнику, потому что она опаснее дыма! Искры, Пшикс, искры!
– Но вы сегодня утром сказали уделить больше внимания дыму и зеркалам…
– Не важно, Пшикс, не важно! Хотели увольнение? Получайте!
Увертюр достал лист бумаги и стал что-то на нем калякать, а потом посмотрел на шокированного пиротехника и добавил ложку меда в бочку дегтя:
– Мне право очень жаль, Пшикс.
Глиццерин включил скорость мозговой машины на максимум. Возможные варианты отступления и спасения рождались с колоссальной скоростью – и вот, появился спасательный круг, за который можно было ухватиться.
Правда, круг этот был обит смертоносными ядовитыми шипами – скажи ты что-нибудь хоть чуточку не так, и все, пиши пропало.
