Когда я неловко поднялся, уронив блокнот, боров неожиданно вскочил из-за стола и пошел меня провожать. На пороге, судорожно сглотнув, он протянул руку, прощаясь. Борясь с брезгливостью и ужасом одновременно, я пожал его каменную ледяную ладонь, скользнул взглядом по лицу и остолбенел. Потом я уговаривал себя, что мне показалось, что это воображение разыгралось и это было просто корявое мясистое лицо, боров весь был какой-то бугристый, но те два одинаковых бугорка прямо на линии роста волос долго стояли у меня перед глазами. Эти две симметричные заостренные шишки на лбу, будто маленькие рожки торчали…
2011 год
Я не доктор, не медбрат и даже не санитар, да и вообще не имею отношения к медицине. И при этом я лечу людей, поэтому некоторые меня ошибочно называют знахарем, лекарем или каким-нибудь нетрадиционным врачом. Правда, лечу не всех и очень многим отказываю, как им кажется – беспричинно. Но зато те, кого я спас, считают меня обладателем невероятного целительского дара. Они-то и разнесли обо мне славу народного доктора, который помогает даже безнадежно больным. Я уже и место жительства с именем менял, и внешность, но не помогает. Дня не проходит, чтобы в мою дверь не постучал разбитый горем человек и не попросил о помощи, суля большие деньги и обещая осыпать любыми благами или, наоборот, начиная угрожать в случае отказа. Но я все равно отказываю. Было время, когда безуспешно пытался объяснять, но теперь просто отказываю.
Когда я вытащил то самое первое стеклышко из ноги соседа, дяди Вити из пятого подъезда, о карьере целителя даже не думал. Просто сидел на лавочке в тенечке и тоскливо наблюдал, как из «скорой» санитары выгружали соседа. Его из больницы привезли, ничего не сумев сделать со странным прогрессирующим воспалением бедра пенсионера. Лекарства не помогали, а отрезать ногу не позволил сам дядя Витя. Вот врачи и «выписали» его. Бегали и разводили суету дочь и невестка дяди Вити, санитары торопились, водитель «скорой» злился из-за задержки возле подъезда, а я не мог оторвать глаз от опухшей, перевязанной бурыми от крови и гноя бинтами ноги. Даже успел удивиться, почему бедро перевязали, а такую большую занозу не вытащили. Поэтому я просто подошел и выдернул странное мутное стекло с палец величиной. Хлынула кровь, поднялась суета, на меня с кулаками набросилась дочь дяди Вити, санитары принялись крутить мне руки, но сам дядя Витя вдруг посветлел лицом и объявил, что он начал чувствовать ногу, впервые за полгода. Она у него дико болела и от боли хотелось кричать, но пенсионер вместо этого хохотал как умалишенный. Через неделю отправленный домой умирать пенсионер уже гулял по двору и перед всеми хвастал на глазах заживающей ногой. А затем я спас маленькую девочку из соседнего двора, которая задыхалась и ни один врач не мог понять причины удушья. Я же шел мимо и, привлеченный плачем ее мамы, горевавшей над коляской с крохой, просто подошел и легко снял с шеи ребенка удавку. Это был тонкий побег растения, красивый, переливчатый, играющий на солнце всеми цветами чужой радуги. Ребенок впервые за много недель свободно задышал, а мать, уже наслышанная об истории с дядей Витей, начала меня благодарить. А я стоял, как дурак, моргал удивленными глазами и ничего не понимал. Осознание страшного факта, что только я видел и то стекло в ноге, и ту удавку на шее, пришло чуть позже.
