– А я бы сказал, что экзамен вы провалили, господин Зернов, – раздался голос из темного угла. Юнкера испуганно вскрикнули и обернулись к говорившему. Из тени выступил неприятно ухмыляющийся Корсаков.
– Предположим, я поставил бы вам «удовлетворительно» за изобретательность. Но воплощение даже на «балл душевного спокойствия» не тянет!
– О чем вы, Владимир Николаевич? – попытался изобразить неведение Зернов.
– Полагаю, услышав, что Свойскому было поручено проводить меня до могилы Авалова, вы решили организовать оригинальную пакость, в продолжение ваших историй о призрачном юнкере. Не скрою, на более нервическую личность задумка могла бы и подействовать. К сожалению, я еще в первую ночь догадался, что меня хотят напугать. Весь этот топот, хлопающие ставни ночью, вроде как катающиеся по коридору головы. Кстати, вы же использовали ядро для учебной пушки, – он резко повернулся к побледневшему юнкеру. – не так ли, господин Макаров?
Макров и Зернов ответили одновременно:
– Да!
– Молчать!
Владимир удовлетворенно кивнул.
– На случай, если бы глупый сугубый преподаватель ничего не понял, вы разыграли передо мной спектакль на первом занятии. А уж когда подвернулась возможность подкараулить меня у могилы…
Корсаков начал расхаживать вдоль замерших юнкеров, самодовольно улыбаясь и лениво жестикулируя. Он явно наслаждался тем, что, в отличие от занятий, сейчас внимание слушателей безраздельно принадлежало ему. Помимо желания раз и на всегда сбить с юнкеров юношескую офицерскую спесь, Владимир преследовал еще одну цель – понять, какое отношение они все-таки имеют к гибели Сердецкого. Ведь если они играли над генералом те же злые шутки, то это объясняло его нервное поведение в последние дни. А значит шансов на то, что в убийстве были замешаны потусторонние силы становилось еще меньше. Поэтому Корсаков продолжил делиться своими умозаключениями:
– Предположу, что план оформился сразу, как вы услышали приказание Чагина проводить меня до могилы. Перед уходом вы шепнули Свойскому, чтобы он повел меня туда как можно позже. Судя по реакции бедного юноши – о своей задумке вы его не предупредили.
– Что с ним? – подал голос Карпов.
– Натерпелся, конечно, но сейчас с ним все хорошо, он под присмотром доктора Красовского. Вернемся к плану господина Зернова. Вы возвратились в училище раньше назначенного срока, пробрались в конюшни и подождали, пока Свойский поведет меня к пруду. Очевидно, один из вас, предположу, что сам Зернов, намазал лицо и морду коня чем-то черным. Он верно догадался, что в темноте будет казаться, что у скакуна и всадника нет головы. Особенно, если заранее напугать зрителя легендой, ржанием из леса, и скакать достаточно быстро. Повторюсь, как показывает пример бедолаги Свойского, с нервической личностью план мог бы сработать. Увы, это не первый подобный трюк с которым я столкнулся, и уж подавно – не самый изобретательный и не самый качественно разыгранный. Хотя сабля меня действительно несколько напугала – мало ли, как вы ей будете махать, право слово, – Владимир неловко, но старательно изобразил несколько взмахов шашкой. – Простите, видимо высокое искусство конной рубки мне не подвластно. Так вот! Пришлось брать Свойского за шкирку и возвращаться обратно в училище. Ваше роскошное тактическое отступление от конюшен я имел удовольствие лицезреть лично, так что не отнекивайтесь, пожалуйста.
