От вынужденного безделья Корсакова спас поручик Постольский, прибывший на извозчике ровно в два часа, как и договаривались.
– Куда изволите? – спросил «ванька».
– К Ильинским воротам, – велел Корсаков.
– Что удалось узнать? – нетерпеливо спросил расположившийся рядом Павел.
– Пока немного, – не стал кривить душой Владимир. – Я до сих пор не уверен, что мы имеем дело с чем-то неестественным. Хотя ночью меня и попытались убедить в обратном.
Он поделился с Постольским историей о ночных шумах.
– У меня есть определенные соображения по этому поводу, но делиться ими пока рано, – закончил Корсаков. – А что там полиция и жандармы?
– В замешательстве. Их основное предположение, что Сердецкий был убит группой людей, которые незаметно проникли в его кабинет.
– Ну да, незаметно подкрались к военному училищу, незаметно зашли в главный корпус, незаметно поднялись на третий этаж, незаметно забили генерала шпицрутенами и также незаметно вышли!
– Не совсем, – осторожно заметил поручик.
– А! – понимающе кивнул Корсаков. – Тогда сговор господ юнкеров или господ офицеров, так?
– Пока других предположений у них нет, – признал Постольский.
– Ну, это уже смахивает на плохой бульварный роман, – фыркнул Владимир. – Я понимаю, что это довольно странно звучит из уст человека, который возится с вопросами оккультизма, но ma fois16… Да, пока не забыл – будь добр, изготовь копии этих ключей!
Он протянул Постольскому оттиски. Поручик был слегка ошарашен:
– Но это же не…
– Необходимо для расследования, ты абсолютно прав! – прервал приятеля Корсаков, не дав ему закончить слово «незаконно». – Сам сказал – все, кто находился в училище, в списке подозреваемых. Я же не могу рассчитывать на их помощь, верно?
Сани везли их к центру Первопрестольной. Пассажиры заинтересованно крутили головами, несмотря на колючий ветер и снег в лицо: Корсаков не был толком в Москве уже два года, Постольский – никогда. Город разительно отличался от Петербурга. Вместо прямых ординарных улиц – лабиринт из стихийно переплетающихся узоров, похожих на причудливые людские реки. Вместо взмывающих ввысь дворцов – домишки в два, от силы – в три этажа. Вместо закованных в бетон Невы и каналов – неблагоустроенные берега Яузы и речушек поменьше. Москву называли «большой деревней» потому, что древняя столица таковой и оставалась – просторной, невысокой, привычной.
Современность, однако, вторгалась в тихий и привычный уклад, оставляя за собой неприглядные следы. Город сдавливало кольцо многочисленных дымных и вонючих заводов, где в казармах ютились сотни и тысячи рабочих, тянувшихся из деревень за скудной платой. То тут, то там встречались «благоухающие» бойни и кожевенные мануфактуры, сбрасывающие ненужные остатки прямо тут же, в зловонные ямы. Язвами на теле города расползались трущобы, подобные страшной Хитровке, буквально в двух шагах от центра. Приличный вид сохраняли только Китай-Город (средоточие купеческого достатка, настоящий «Сити»
