Успокоенный Корсаков решил заняться тем, ради чего и прибыл в училище. Вооружившись лампой и закутавшись в пальто, он отправился исследовать учебный корпус. Света в коридорах было мало – сказывался вечер и замерзшие окна. На стенах в позолоченных багетах висели портреты прославленных воспитанников училища и копии работ Джорджа Доу. Как и утверждал Панин, все двери, кроме его комнаты, были заперты, и Владимир не горел пока желанием вскрывать их одну за другой. Пока он не находил свидетельств того, что именно в этом корпусе творилось что-то сверхъестественное. Он прошел оба этажа, мельком касаясь дверных ручек, картинных рам и мебели, но на большинстве из них не запечатлелось действительно сильных воспоминаний, которые бы мог уловить его дар, а остальные были обыкновенными: юнкерские и преподавательские радости и горести, ссоры, драки, интриги. У Корсакова разболелась голова от чужих мыслей и воспоминаний. Так случалось каждый раз, когда он слишком активно пытался пользоваться своим даром.
Чтобы прочистить голову, он вышел из корпуса на сверкающий в лунном свете заснеженный двор. Окружающие здания были темны и молчаливы. Светилось два окошка в соседнем здании – там, где были квартиры Красовского и Белова. Горели окна на первом этаже главного корпуса – еще не спал Панин. Свет пробивался со второго этажа, из юнкерского крыла. За окнами то и дело мелькали тени воспитанников. Башня с начальственным кабинетом была темна.
Корсаков поежился от вечернего мороза. Хотелось побыстрее вернуться обратно, в натопленную комнату, но он решил напоследок заглянуть за учебный и хозяйственный корпуса. Из разговора с каптенармусом он уже знал, что там уходил к берегам Яузы огромный старый парк, разбитый еще в екатерининские времена, но сейчас за ним практически не следили. В результате казалось, что к училищу вплотную подступает черный густой лес, куда уходила только одна расчищенная, но уже полузасыпанная дорожка. В её конце, на самой опушке, располагался изящный двухэтажный флигель, слегка напоминающий небольшой французский замок. Здесь проживал начальник училища. Свет в нем ожидаемо не горел, а двери были заперты. Неудивительно, ведь единственный жилец был мертв.
За хозяйственным корпусом располагались еще теплые конюшни, но туда Владимир решил уже не ходить. Он вернулся обратно в комнату и с наслаждением сбросил пальто и промерзшую уличную одежду. Белов не обманул, голландка очень быстро справилась с задачей отогреть маленькое помещение. Переодевшись, Корсаков открыл дорожный кофр, в котором находились припасы для оккультной части его расследования. Пока ничего из увиденного, помимо жестокости самого убийства, не давало Владимиру оснований утверждать, что в училище он действительно столкнулся с чем-то сверхъестественным. Но пренебрегать мерами безопасности не стоило. Он взял мел и начертал два защитных круга – один по периметру комнаты, второй – вокруг кровати. Защиту он усилил сложным набором символов на арамейском, латыни, арабском и старославянском языках. Не забыл он и о малоприметных хитростях, которые не позволят проскользнуть незамеченным убийце из плоти и крови. Работа заняла около получаса. Владимир сверился с карманными часами – время подходило к 10 вечера. Учитывая ранний подъем завтра, нужно было ложиться спать. Корсаков щелкнул крышкой часов, задержавшись, чтобы в очередной раз задумчиво оглядеть гравировку. Она была выполнена в виде ключа, вокруг которого обвилась змея. Символы запретного знания. Своего рода фамильный герб исключительно их ветви Корсаковых, мастеров тайных наук и исследователей потустороннего. Часы были подарком отца. Точно такие же получил Пётр, старший брат…
