IV Красивого (1285-1314) с папой
Бонифацием VIII (1294-1303) по вопросу налогообложения церковных приходов.
Когда понтифик своей буллой «Clericislaicos» в 1296 г. запретил французскому духовенству платить налоги без разрешения Римской курии и пригрозил церковными наказаниями тем, кто посягает на церковное имущество, король тут же предпринял ответные меры. Он созвал Собор в храме NotreDame, в Париже, где папская булла была торжественно сожжена в присутствии представителей всех сословий и галликанского епископата. Папского легата с позором изгнали прочь, а все сословия Франции подтвердили, что папа не является источником власти для их короля24. Последующее «Авиньонское пленение» пап, длившееся почти 70 лет, показало, насколько может стать шаткой власть Римского епископа и провальной его политика универсализма. Объективности ради скажем, что такие прецеденты все же были довольно редки в те волнительные времена25.
Односторонность такого подхода к решению вопроса о развитии национальной церковности очевидна. Но никак не может считаться здоровой альтернативой и положение дел в Восточной церкви. Надежда на то, что при внешнем равноправии православные Поместные церкви, якобы, «образуют кафолическое единство», поскольку «взаимно соподчинены»26, для правоведа выглядит совершенно иллюзорной. Следует выбрать что-от одно: или обеспечитьравноправие всех Поместных церквей, если, как уверяют, каждая из них представляет сама для себя источник власти ее органов управления, или, опираясь на исторические факты, признать, что они не равны друг по отношению к другу «по чести». Что, собственно говоря, на протяжении двух тысячелетий и так было очевидным для всех.
Церковь земная, как и все другие юридические лица, осуществляет свою компетенцию через собственные органы власти; никак иначе. И отождествление Церкви с государством или организацией в этом отношении не просто уместно, а обязательно с правовой точки зрения. И если, скажем, Константинопольский патриарх имеет установленные древними канонами прерогативы по целому ряду вопросов, то тем самым признается, что Константинопольская церковь является первенствующей на Востоке и потому стоит первой в диптихе. А не Албанская или Польская, скажем. По крайне мере до тех пор, пока Вселенский Собор не выскажется иначе.
Итак, единый центр церковной власти в Константинополе, о чем мечтал еще К.Н. Леонтьев (1831-1891)27, не был создан; сохраняется все то же «слишком федеративное Православие»
