– А что делать с вашей научной работой? – громко спросил его мальчик.
Учёный, словно увлекаемый мощным невидимым потоком, судорожно ухватился разбитыми в кровь руками за обломки, и глубоко дыша, произнёс:
– В институт… жена или соседка… после войны.
– Я все сделаю, как вы сказали, – с юношеской горячностью сказал Вовка. – Обещаю вам.
– Спасибо, дружок. И проща-а-ай, – выдохнул он.
Очередного вдоха не последовало.
– Прощайте, Алексей Ефимович, – удручённо сказал Вовка и закрыл ему веки.
Сидя на большом обломке кирпичной кладки, мальчик как-то невольно задумался: «В человеке так много всяческих проявлений его силы: энергии, воли, ума… А мечты вообще не знают никаких границ. И в то же время его жизнь удивительно хрупка. Почему такое странное несоответствие? Ведь должно же быть всему этому хоть какое-то объяснение?» Холод, исходящий от кирпичей, поднял мальчишку. Он взглянул в лицо учёного. Прошло минут пятнадцать, не больше, а в лице уже наметились перемены: его глазницы, и без того впалые, стали ещё глубже, а нос острее. «Пора», – сказал себе Вовка и пошёл исполнять последнюю волю погибшего.
В хлебный магазин мальчик попал уже в сумерках, однако настояться в очереди успел. И его терпение, в конце концов, было вознаграждено – хлебные карточки отоварить он всё-таки сумел. Домой шёл, едва переставляя ноги. Внезапно из-за угла дома навстречу ему вышли двое угрюмых мужчин. Обоим лет до тридцати. Их намерения не оставляли ни малейших сомнений: вышли на грабёж. И тут впервые за несколько месяцев Вовка испугался. Не за себя, а за то, что могут отобрать у него с таким трудом добытый хлеб, две подаренных ему сырых картофелины и целых шесть плиток шоколада – несметного по нынешним временам богатства. Представив это, мальчик вдруг ощутил в себе такую отчаянную решимость, такое холодное ожесточение, что глаза у него заблестели, как у голодного волчонка. «Умру, но не отдам», – решил он.
Ближайший из мужчин, уж было преградивший ему дорогу, вдруг отступил в сторону. Вовка уже за спиной услышал по-блатному куражливый голос:
– Ты чего, Жакан? Надо было тряхануть пацана.
В ответ ему прозвучал отчётливый бесстрастный баритон:
– Ты его глаза видел? Его с якоря сорвало.
– Так он же шкет, – протестуя, воскликнул первый.
– Ёж тоже мал, да медведя из берлоги выживет. Тебе шум нужен?
Тёти дома ещё не было. Хлеб и картофель Вовка положил на стол, а шоколад спрятал в тумбочку. Хотел было раздеться, но передумал, холодно. Затопил печь, поставил на плиту чайник, кастрюльку с водой. Взял тряпочку и стал тщательно отмывать картофелину. Щи сегодня будут настоящие.
