Кира понимающе кивнул. Плыть в одежде, да еще набитой лишайником, было трудно, поэтому ребята оставили одежду на острове. Кира взял только верный оранжевый рюкзак. Его нацепила на себя Глаша, положив внутрь перочинный ножик.
Вода в океане показалась холоднее, чем в прошлый раз. Кира плыл на спине, Глаша чуть впереди брасом, постоянно оглядываясь и направляя Киру в нужном направлении. Бесшумно забравшись на плавучий остров, ребята, согнувшись в три погибели, босиком по скользкой от прибоя земле пробирались под окнами больницы. Наконец, Глаша подала знак остановиться и тихонько заглянула в окно.
Доктор в своем кабинете дремал в кресле качалке, укрывшись клетчатым пледом, когда его окно растворилось, и в него влезли два дрожащий от холода мокрых лягушонка с оранжевым мешком и черными ногами. Доктор спросонья потер глаза.
– Кто вы? Что вы? – начал было испуганно Доктор, но наконец узнал Глашу, покачал головой и только и сказал:
– Глаша…
Доктор Бо, не вдаваясь в расспросы, отправил ребят в душ, раздобыл полотенца, больничные пижамы и теплые носки.
Под горячим душем у Киры наконец-то перестали стучать зубы, стучала только Глаша пяткой в дверь, нетерпеливо ожидая очереди. Затем одетые в пижамы, ребята сидели у печки и молча набивали рты кашей, оставшейся от больничного ужина, и пили заваренный Доктором чай с чабрецом.
Разморенный от каши и от теплой печки, Кира почувствовал, что начинает проваливаться в сон. Мальчик посмотрел слипающимися глазами на Доктора, задумчиво раскачивающегося перед ними в кресле-качалке. Это был лысый бледный человек с добрыми глазами под бесцветными бровями.
Глаша, размахивая руками от негодования, рассказывала Доктору Бо, как ее обидели лисофанжеанцы, как унизили, растоптали ее достоинство, и как сильно она ненавидит Аркадио Террибле. Доктор внимательно слушал, кивал и только время от времени мирно приговаривал: «Тише, Глаша, тише. Могут услышать. Аркадио объявил погоню за тобой».
Оживленные возгласы Глаши и спокойный голос Доктора убаюкивали Киру.
– Ненавижу! Ненавижу! – не унималась Глаша. – Меня предал народ!
– Народ, – вздохнул Доктор Бо и медленно заговорил, – сложное абстрактное понятие. Народ – все и никто. Все и никто одновременно. Довольно забавно. Я – это я. Вы – это вы. А этого мальчика – я вообще не знаю, – кивнул Бо в сторону вынырнувшего из дремоты Киры.
– Знакомьтесь – Кира, – представила друга Глаша.
– Рад знакомству, – Доктор кивнул Кире, и тот снова заснул, откинувшись на подлокотник дивана. – Так вот, я, ты и Кира – вместе мы множество, которое, при некоторых допущениях, можно назвать народом. Допустим, ты – за, я – против, а Кира – воздержался. Чьё мнение можно приписать народу?
