«Прибьёт собаку» – подумал Игнашка и вскочил на ноги.
– Ко мне, Пират, – закричал он и, воспользовавшись тем, что колдун отвлёкся от него, бросился с пустыря к дому. «Только бы успеть» – шептал Игнашка, спотыкаясь и подпрыгивая на кочках. Пират бежал рядом, высунув мясистый язык, и, наверняка, думал, ним играют. Он пытался запрыгнуть Игнашке на ногу, но тот летел, заставляя ветер свистеть в ушах. Лишь закрыв за собой дверь, остановился, тяжело дыша.
Баба Паня шла через пустырь в одной длинной рубашке. Ветерок отгонял назад её седые волосы. Она приблизилась к Игнашке и села рядом на траву.
– А ты силён, Игнашка, – сказала она вполголоса, – выстоял средь бела дня. Только ночью чёрная душа его выходит из тела и пускается в пляс на чужих костях. Не совладать тебе с ним.
– Значит, надо совладать, – ответил Игнашка.
Она покачала головой, провела шершавой холодной рукой по его голове и исчезла, лишь трава заколыхалась.
Игнашка открыл глаза. Ах, это сон был. Или нет? Из—за окна доносились обыкновенные дворовые звуки. Вроде ничего и не случилось.
Перекликались ребята, Серёга из второго подъезда заводил мотоцикл, из окна глуховатого дяди Вани доносилась мелодия сериала. Это означало, мама через пять минут придёт с работы и, срезая с картофелин кожуру так, что местами остаются коричневые дорожки, будет смотреть на красивых женщин и мужчин, которые постоянно целуются и плачут.
Он вышел во двор и, дойдя до угла дома, встретил Толяна.
– Ты где был, Игнашка? Мы тебя обыскались. Хотели в «ножички» сыграть.
Игнашка вспомнил, как будучи с папой в охотничьем магазине посмотрел ему в глаза и сказал: «Купи мне, пожалуйста, ножик в кожаном футляре. За грибами ходить». Папа улыбнулся и купил. Хороший ножик. Ни у кого такого нет. Ручка деревянная с замочком, чтобы случайно не раскрылся, и вся в письменах непонятных, папа сказал, старославянских.
– Значит, «ножички» говоришь – хлопнул Игнашка друга по плечу, – я мигом.
С этими словами Игнашка побежал домой и достал ножик из ящика стола, припрятав его в карман. Кто знает колдуна этого, вдруг наведается.
Но лысый мужик не появлялся. Только Палыч ходил, поникший, по дворам, охая и плюясь, жаловался соседкам на свою беду.
– Нечистый, говорю же. С самого ранья у забора шастал. Я его спросил: «Чего надобно?» Он смолчал, ну я и прогнал его крепким словом. А в курятник пришёл, две курицы замертво. Гнать его надо. Чужака.
– Так кто же его прогонит? Ты, старый? – удивлялась соседка, сидя на скамейке напротив и тыкая Палычу в грудь палкой, на которую опиралась, когда ходила.
