Крыша у меня малость съехала, скорей всего из-за того, что я схавал пару тазепамов, чтобы сняться. Тупость и убожество — вот что меня окружает. Новостройка. Я гляжу на мир из трущобного окошка. Рядом с кроватью звонит телефон. На том конце провода Ньюкс.
— Привет Ллойд… это я.
— Ньюкс. Привет. Ну что, отпустило вчерашнее… или сегодняшнее уже? Я чего-то убитый, на хрен, а. Нажрался сраных транков, чтобы сняться…
— Слушай, не гони, а. На футбол чапаешь?
— Не-а… лучше пивка попью.
— А я бы сходил заценил видуху с новых трибун, а чего.
— Да пошли они в зад, эти новые трибуны.
— Вроде они и ничево… да уж, блин, получше старого дерьма Джамбо.
— Ага, эта дешевая плоская фигня из пластика. Гэри Маккей как-то расхерачил одну, когда в Скайе не было игры. Я, по-моему, больше полутора часов на таких и усидеть не мог, знаешь, Ньюкс…
— Ну что, дружок, оттянемся там по полной?
— Заметано.
— Тогда забьемся в Виндзоре через полчаса. Но только Алли не звони, а. А то если я еще раз услышу, как этот гад опять треплется про то, как круто было на Джоне Дигвиде на прошлой неделе или о прекрасном Тенерифе, я его просто из лобового окна под автобус выкину.
— Ну ладно… хотя мне этот везунчик прогнал, что Дигвид был говна пирога.
— Да он и про Тони Хамфриса то же самое несет. Каждый вечер начинает с одного и того же — и то дерьмо, и это дерьмо. Потом позже слышишь, что вроде не так уж плохо, а под утро — так просто все было зашибись.
Иду в душ, стараюсь хоть как-то взбодриться. Чертовы транки, больше ни в жизнь принимать не буду. Выползаю на аллею и сталкиваюсь с Ньюксом. И вдариваем по алкашке. Да еще по паре транков, чтоб денег поменьше тратить. Ньюкс объяснил это так: если пару таблеток запить четырьмя пинтами, то эффект тот же, что и от тридцати. На кой дарить деньги сукам-пивоварам, да еще и время почем зря тратить?
День превращается в мутный вечер.
— Слушай, Ньюкс, по-моему, мне уже совсем голову сшибло, — говорю я.
И вот я снова в городе убранных, в стране пустых голов, я с трудом осознаю, как бармен из Планеты Лит затягивает меня внутрь. Он чего-то говорит мне, но я ни фига не могу разобрать. Вываливаюсь наружу. За дверью я слышу, как Ньюкс выводит Хибсовые [прим.13] марши, но ублюдка нигде не видно. Кто его разберет, куда мы забрели, ясно, что где-то в центре. Слышу, как надо мной смеются, пижонские голоса. Потом я снова оказываюсь в такси, и снова — в каком-то литском пабе. Слышу, как какой-то парень кричит, указывая на меня:
