На берегу Любка совсем успокоилась, помогла развести костёр и смеялась над дедом, который на спор с бабушкой забросил удочку с пустым крючком. И надо же – вытянул карася!
Алик появился на берегу неожиданно. Загорелый, ловкий, в пионерской форме и чуть косо сидящей пилотке, трепетали на ветру концы красного галстука. Он был совсем как настоящий мальчик, только что следов на песке не оставлял.
Любка взвизгнула и спряталась за широкую дедову спину.
– Это призрак пропавшего мальчика! – зашептала она в ухо.
– Глупости не говори, – оборвал дед.
И тут увидел, как заколебались и стали прозрачными руки Алика, пытающиеся поднять горсть песка. Раз за разом ладони захватывали воздух, а не тёплый песок с редкими камешками.
– Почему у меня не получается? – со слезами в голосе проговорил Алик. – Что со мной?
Ахнула бабушка и застыла с ложкой в руках. У деда отвисла челюсть.
– Ты умер, сынок, – сказал он после долгого молчания. – К сожалению, ты умер. Ты можешь вспомнить, если захочешь…
Алик сел на песок, уронил голову на согнутые колени.
– Я помню, только верить не хочу. Не люблю спать днём… Сколько раз я просил вожатых дать мне нарисовать стенгазету или агитационный плакат на время тихого часа – я хорошо рисую. А они не соглашались, говорили: одному позволь, так весь отряд не уложишь. Я убегал в окно. Ходил по лесу или на речку, купался один… И совсем не боялся, я ведь плаваю очень хорошо, даже с завязанными ногами выплыву. Вожатая Зина меня почему-то ругала, говорила, что тонут не те, кто не умеет плавать, а те, кто слишком уверен в себе. Однажды я выбрался в окно и пошёл на берег. Разделся, закопал одежду в песок, чтобы кто-нибудь чужой не нашёл и не унёс… А потом… ноги запутались в траве… Но я выплыл! Я же смог порвать эти водоросли, я выплыл. Нашёл свою одежду, вернулся в лагерь… Это было вчера… Нет, три дня назад…
– Тридцать лет назад, – с грустью поправил дед.
– Я чувствую, что меня куда-то зовут, – он посмотрел на небо, где плыли лёгкие белые облака, – здесь я чужой… А я только хотел быть как все.
Любка вышла из-за дедовой спины, страха больше не было. Алик посмотрел на неё, стянул с галстука маленькую фибулу и положил на песок:
– Это тебе на память. И не обращай внимания на дурацкие вымыслы, нет в нём ни свастики, ни Зиновьева, ни Троцкого – всё это выдумки. Носи, мне будет приятно. Прощай. И спасибо вам всем.
Он пошёл вдоль берега, крепкий, загорелый, совсем как живой, оглянулся, махнул рукой… и пропал. Только светящийся шарик взмыл высоко в небо, пока не превратился в точку.
