Пятнистый же сурикат – был хладнокровно рассудительный, и даже можно сказать крайне расчетливый. Казалось, что перед каждым своим действием он брал короткую паузу, словно обдумывая различные вариации возможного, и быстро плёл логические цепочки своего плана, а после, как выверенный механизм, педантично реализовывал этот план. Однако при всей своей осторожности и расчетливости, пятнистый зверек мог быть отчаянно отважным. Бросаясь в потасовку из-за какой-нибудь мелкой несуразицы, на взгляд сторонних обывателей, он боролся остервенело, как говорится «до последнего когтя и клыка», не отступая ни на йоту. Ханни сама была очевидцем, как пятнистый сурикат повздорил с соседским котом из-за выпавшего из гнезда на старом вязе птенца дрозда. Когда же соседский агрессор ретировался после заданной ему трёпки, сурикат помог дрозду забраться обратно в гнездо, прикрываясь, всё это время, от незаслуженных нападок местных пернатых. «Вот тебе и хищник! Поди-ка, не всё значит можно объяснить только голыми инстинктами» – рассудила мама, с интересом выслушав рассказ Ханни о случившемся. Но даже и тогда, в потасовке с котом, Ханни была в этом совершенно уверена, её подопечный рассчитал у себя в голове несколько возможных вариантов развития и окончания конфликта. К самой же Ханни пятнистый сурикат всегда относился подчёркнуто уважительно, и держал себя по отношению к ней, если можно так выразиться, с некоторым флёром покровительства. Этого суриката папа определил как таинственного аристократа-интеллектуала «сам себе на уме», но при этом обладавшего сентиментальной душой.
Мама же всех называла шайкой флибустьеров, при этом она включала в члены этой самой шайки и дочь. Как ни странно, но именно это название – флибустьеры – и закрепилось во всей округе за этой компанией после одного инцидента, о котором немногим после.
В конце концов, на праздничном собрании по случаю присвоения имён, которое Ханни организовала в один из выходных дней, когда можно было собраться всей семьёй вместе в большой гостиной, Ханни объявила имена сурикатов. Полосатого зверька нарекли – Сирано, а пятнистого – Просперо. Самим сурикатам, похоже, имена понравились, по крайней мере, никто из них вслух официально не возразил. Папа единственно заметил, что дочь, по всей видимости, страстно увлечена трагикомедией Елизаветинской поры и героической драмой в стиле неоромантизма, но выбор имён для сурикатов одобрил, поскольку те «в точности своих формулировок полностью отразили основные черты характеров изученных субъектов».
