И вот седьмого или восьмого августа — время бежало быстро — профессор Гибберн сказал мне, что он поставил опыт дистилляции, который должен решить, что его ждет, победа или поражение, а десятого все было закончено, и «Новейший ускоритель» стал реальностью. Я шел в Фолкстон по Сэндгейт-хилл, кажется, в парикмахерскую, и встретил его — он спешил ко мне, поделиться своим успехом. Глаза у него блестели больше обычного, лицо раскраснелось, и я сразу же заметил несвойственную ему раньше стремительность походки.
— Готово! — крикнул он и, схватив меня за руку, заговорил быстро-быстро. — Все готово! Пойдемте ко мне, посмотрите сами.
— Неужели правда?
— Правда! — воскликнул Гибберн. — Уму непостижимо! Пойдемте, пойдемте!
— И ускоряет… вдвое?
— Больше, гораздо больше. Мне даже страшно. Да вы посмотрите. Попробуйте его сами! Испытайте на себе! В жизни ничего подобного не было! — Он схватил меня за локоть и, не переставая взволнованно говорить, потащил за собой с такой силой, что мне пришлось пуститься рысью. Навстречу нам ехал омнибус, и все сидевшие в нем точно по команде уставились на нас, как это свойственно пассажирам таких экипажей.
Стоял один их тех ясных, жарких дней, которыми так богато лето в Фолкстоне, и все краски казались необычайно яркими, все контуры — необычайно четкими. Дул, разумеется, и ветерок, но разве легкий ветерок мог освежить меня сейчас? Наконец я взмолился о пощаде.
— Неужели слишком быстро? — удивился Гибберн и перешел с рыси на маршевый шаг.
— Вы что, уже приняли свое лекарство? — еле выговорил я.
— Нет, — ответил он. — Только выпил воды из той мензурки, самую капельку… Но мензурка была тщательно вымыта. Вчера вечером я действительно принял небольшую дозу. Но это — дело прошлое.
— И ускоряет вдвое? — спросил я, весь в поту подходя к его дому.
— В тысячу раз, во много тысяч раз! — выкрикнул Гибберн, театральным жестом распахивая настежь резную — в стиле Тюдоров — калитку своего садика.
— Фью! — свистнул я и последовал за ним.
— Я даже не могу установить точно, во сколько раз, — продолжал он, вынимая из кармана ключ.
— И вы…
— Это проливает новый свет на физиологию нервной системы, это переворачивает вверх ногами теорию зрительных ощущений… Одному богу известно, во сколько раз. Мы займемся этим позднее… А сейчас надо испробовать на себе.
— На себе? — переспросил я, идя за ним по коридору.
— Непременно! — сказал Гибберн уже в кабинете, повернувшись ко мне лицом. — Видите вот этот маленький зеленый пузырек? Впрочем, может быть, вы боитесь?
