Завершился очередной рутинный рабочий день. Сегодня всех трудящихся задержали на один, тринадцатый, час из-за, якобы, невыполнения ими нормы, установленной в шутку пятилетним сыном Сафронова. Усталость сильно ощущалась, но пропустить собрание было нельзя. И не хотелось.
– Патруль не усилили. Щербаковский хвост не проболтался, – шипя, сказал Борис.
– Либо Катя побоялась рассказывать… – озадаченно протянула Тамара. – Так или иначе, но на него ничего нет.
– Ну, Катерина! – усмехнулся мужчина. – Цацкаемся с ней, а она ведь из тех, «которыми можно пользоваться, как третьей и четвёртой категорией мужчин», то есть «эксплуатировать … и сделать их своими рабами».
Тамара в удивлении выгнула бровь.
– Ещё вчера перед бабами чушь молол, а сегодня Нечаева цитируешь? Лучше бы три недели назад у Щербакова так Диме рот затыкал.
– Да я только эту фразу и запомнил, – они посмеялись. – Ну, что скажешь?
Женщина хмуро задумалась. Она вспоминала слова Авдотьи и Щербакова о положении Катерины. Фразы обоих отпечатались в сердце Тамары. Ночью она поздно уснула, глядя на съёжившуюся от холода на полу Катерину. «С Димой ей было хорошо». Девушка вертелась и тихо лепетала во сне неразборчивые просьбы. В один момент она чуть вскрикнула, скинув с себя простыню, но сразу же успокоилась, как только Тамара обратно накинула на неё одеяло. Работнице не давал покоя вопрос: «И что нам с ней делать?». Она осознавала, что может запретить брату всё что угодно, кроме своеобразного общения с Катериной, – он сделает вид, что услышал, но продолжит с ней сходиться, только уже втайне от Тамары, когда она ничем не сможет помочь Кате.
