Мужчина прекратил упражнения и правой рукой отцепил с крюков захват своей застылый левой кисти, чтоб двинуться к дальней беседке, с усилием выбрасывая вперёд, для каждого шага, левую половину своего полу-парализованного тела.
От одноэтажного корпуса в побурело-розовой штукатурной шубе, подошла тощая женская фигура в зимней вязаной шапке с очками притянутыми к ней бельевой резинкой.
Запрокинув голову, она осмотрела меня увеличительными льдинами линз, поздоровалась и села в дальнем углу беседки.
Следом плавно, словно в самодвижущейся ступе, замаскированной широким халатом до земли, приплыла, подталкиваясь палочкой, невысокая грузная особа.
Всклоченные лохмы седых волос и невозвратно оттопыренная нижняя губа придавали лицу её выраженье монаршьей пренебрежительности ко всем и вся. Ей вслед доносилось вжиканье метлы по дорожке за углом корпуса.
Она без предисловий спросила моё имя, чтоб тут же оповестить, что мужских мест у них нет, если я пришёл приниматься в их дом престарелых. Или ещё за чем?
Да, нет. Не то, чтоб приниматься. Просто на день. Посмотреть что есть, чего нет.
Накануне, набрав полученный в редакции номер, я условился с приятным женским голосом, что побуду у них с восьми до пяти—рабочий день—чтоб написать предпоследний очерк из цикла о летнем Степанакерте.
Тогда мне всё казалось логичным: читателям – контраст (от восторженно взирающих в своё будущее абитуриентов к недоуменно озирающимся на своё прошлое старцам), а мне – день заслуженного отдыха, после рейдовых обходов живых и мертвых городских базаров и хождений по семи университетам.
Но теперь мне уже чётко вспомнилось, что рабочий день – штука довольно длинная и прожить его – не поле перейти…
Круглолобая смуглая старуха в черном фартуке поверх небесно-синего халата для обслуживающего персонала, сметала листья и хвою с асфальта и, утоптав в большое ведро, относила подкормить огонь в ящике у ворот.
Входящие—то по одной, то парами—работницы учреждения непонимающе поглядывали на моё необъяснимое присутствие, и скрывались за корпусом.
Но вот за воротами зафырчала машина и вошла женщина средних лет, холёного сложения, с каштановыми, чуть вьющимися волосами, подрезанными на практичную длину.
Длинное однотонное платье с коротким рукавом чем-то смахивало на халат, но халат элегантный, на той грани, где простота переходит в роскошь.
В глазах её не было вопроса: она решительно повернула к нашей беседке и я вышел навстречу директору – Ирине Николаевне Саркисян.
