На паре мониторов нахохленные спины. Исполняется непременный ритуал обряда приобщения к взрослому миру этих вот, уже не-детей.
(Ах, как они мечтали об этом моменте. О, как они ждали!)
Теле-око исправно следит. Госслужащие из минпросвета не сводят бдительных взоров с неизменной картинки на обоих экранах…
Не верите? Значит Вы – несерьёзный читатель.
Тогда я Вам лучше сказку расскажу:
Один человек разводил кур, которые несли золотые яйца. А при отыскании пищи эти куры разгребали землю исключительно правой ножкой, и только одна из них (почему-то) – левой.
И тогда этот человек сказал этой птице: "Уходи и несись где хочешь! А мне ты не нужна такая непорядочная."
Такие вот случаются расклады в сказках, а у нас: отсева – не будет!
Рынок не велит.
День ещё не клонился к закату, но, пожалуй, был уже прожит.
В окошечке электронных часов, когда я отвернул покрывающую их манжету рубахи, чернела пять с двумя нулями. Мой срок истек.
Сказав об этом собеседницам, я встал из белого пластмассового кресла и обменялся прощальным рукопожатием с Вардануш Аслановной, которая сидела в точно таком же кресле слева, и с санитаркой Эммой – справа.
Выступив из-под навеса сваренной из труб детсадовской беседки, я двинулся к приглашающе распахнутым воротам из листового железа, за которыми открывалась широкая панорама на крутой склон городского кладбища и на дорогу—левее и выше—что ведёт туда, где склон сменяется небом.
Сизый дымок лениво вился из металлического ящика—узкого и высокого—у стены забора, рядом с раскрытой вовнутрь половинкой ворот.
Утром этого дня, когда я вступил сюда через высокий порог калитки в листовом железе закрытых ещё ворот, бодрые языки пламени вырывались из узкого ящика, пошевеливая подвяленную листву на боковой ветви близстоящего дерева.
Человек в летней рубашке из тех, что в нынешнем сезоне носит половина мужского населения Степанакерта (расцветка шахматкой с решеточкой поверх), покачивал, для зарядки, верхнюю часть туловища, ухватившись за торчащие из асфальта трубы с перекладиной для крюков, куда когда-то подвешивались качели ясельной группы.
Мы обменялись вежливо-настороженным приветствием незнакомых друг другу людей, я прошел мимо, в пустую беседку, и сел на деревянную доску-скамью вдоль стенок-перил, подальше от пружинистого красного матраса поставленного в углу на ребро для просушки. Ещё тут был легкий стол из белой пластмассы, да на передней стенке-оградке висела забытая кем-то алюминиевая трость, уцепившись черной рукоятью за трубу.
