Колеса фортуны | страница 49
— Но что же я могу поделать? — громко воскликнул мистер Хупдрайвер, ударяя кулаком по столу рядом с чайником.
А что бы сделал Шерлок Холмс? Может, все-таки существуют на свете такие вещи, как ключ к разгадке, хотя время чудес и прошло? Но искать ключ в этом сложном переплетении мощенных булыжником улиц, исследовать каждую полоску земли между камнями! Можно, конечно, походить по городу и порасспрашивать по гостиницам. С этого он и начал. Но они, разумеется, могли проехать через город, не останавливаясь, так что ни одна душа их не заметила. И тут ему в голову пришла положительно блестящая идея. «Сколько дорог выходит из Чичестера? — спросил себя мистер Хупдрайвер. Вот это была мысль, достойная Шерлока Холмса. — Если они поехали дальше, то на одной из дорог я обнаружу их следы. Если же нет, — значит, они в городе». В эту минуту он находился на Восточной улице и тотчас двинулся в объезд города, который, как он выяснил попутно, был обнесен стеной. По дороге он навел справки в «Черном лебеде», в «Короне», в «Гостинице Красного льва». В шесть часов вечера он шел по дороге, ведущей в Богнор, — шел, потупившись, отчаянно пыля и напряженно глядя себе под ноги, как человек, потерявший монету; разочарование сделало его угрюмым и злым. То был уже совсем другой Хупдрайвер — раздосадованный и удрученный. И тут ему в глаза вдруг бросилась широкая полоса с рубчиками, как на ребре шиллинга, а рядом — другая, клетчатая, — полосы эти то сливались, то снова разъединялись. «Нашел!» — воскликнул мистер Хупдрайвер и, круто повернувшись, вприпрыжку помчался к «Королю Георгу», где ему чинили велосипед. Конюх считал, что для обладателя такой развалины он уж очень придирчив.
15. В Богноре
Тем временем Бичемел, сей джентльмен-обольститель, готовился к решающей минуте. Он затеял этот побег с Джесси в лучших романтических традициях, необычайно гордый своей испорченностью и действительно влюбленный — в той мере, в какой может быть влюблен человек с такой искусственной душой. Но Джесси оказалась то ли отъявленной кокеткой, то ли просто от природы лишена была способности воспылать Страстью (с большой буквы). В его представления о себе и о женской натуре никак не укладывалось, что Джесси даже при столь благоприятных обстоятельствах не сумела оправдать его ожидания. Ее неизменная холодность и более или менее явное презрение бесили его. Он внушал себе, что она способна вывести из терпения даже святого, и пытался увидеть в этом нечто занятное и пикантное, но самолюбие его не успокаивалось. В конце концов под влиянием этого постоянного раздражения он стал самим собой, а натура его, несмотря на полученное в Оксфорде образование и на принадлежность к Клубу молодых обозревателей, ничем не отличалась от натуры существа времен палеолита с его примитивными вкусами и склонностью к насилию. «Я еще с тобой посчитаюсь!» — мысль эта, словно плуг, перепахивала его думы.