Гадко это, противно — кого-то подслушивать, за кем-то шпионить, но «какать захочешь — так присядешь», говорят в народе... Мне это было нужно: знать, о чём говорят в доме Соловьёва.
По голосам я сразу понял: Соловьёв пьян, а его молодая жена Ирина раскалена, даже мат проскакивает в речи.
— Да без его денег они куски дерьма! Галковский их кормил, а теперь кто будет? — услышал я голос Соловьёва.
— Найдутся такие же хапуги, — зло кинула Ирина. — Деньги, деньги, деньги, всё у вас деньги! Сколько раз тебе говорила: угомонись, отойди в сторону, а ты совсем голову потерял... Теперь всё отберут, тебя за решётку бросят, а мне что — в комнату в общежитии идти?
— Только о своей шкуре думаешь, — устало пробормотал Соловьёв.
— А что мне не думать?! Я молодая! Жить хочу!
Этой заслонкой я пользовался всего второй раз, хотя жили мы в этом доме уже третий год. Однажды мне нужно было подслушать, о чём говорил Соловьёв с гостем, каким-то барыгой из московского министерства, который доил наш город, курируя большой федеральный строительный проект. Но слушал я их разговор недолго. Они говорили о политике, перемывали кости вице-премьеру и министрам, обсуждали их всем известные решения и ничего закулисного, ничего оригинального. Такое плетут в любой компании, за любым пьяным мужским столом. А у меня есть принцип, ну, принцип — не принцип, но есть некая установка: о политике болтать не хочу! Даже есть такая команда: «Стоп! Меня это не касается!» Я не в силах что-либо поменять «наверху», чего ж об этом и говорить? Там совсем другой мир, другие связи и силы, и никогда не откроется та личность, которая принимает решения, а чесать лясы попусту о том, почему у премьера мешки под глазами, — чушь собачья! Моя политика делалась вокруг меня, та политика, на которую я мог повлиять, где я принимаю решения. Так я и перестал слушать трёп московского гостя с Соловьёвым, хотя москвич, конечно, кое-что знал из сокрытой от толпы жизни верхов, но, думается, тоже вряд ли мог влиять на политику, — так, карманы себе набивал на хлебном месте...
— ...Чего ты раскудахталась? За границу уеду!
— Кому ты там нужен, такой красавчик? — съязвила Ирина.
— Я не нужен. Мои деньги нужны! — ответил Соловьёв строго. (Я даже представил его кривую ухмылку.) — Тебе ведь мои деньги тоже нужны оказались?
Ирина молчала: вопрос коварный. А Соловьёв ей подсказывал, пьяно и вульгарно:
— Вспомни, откуда я тебя вытащил? Если б не я, работала бы швеёй на фабрике, жила бы в бараке с алкашом-слесарем, пила бы... не мартини в итальянских ресторанах...
