— И ты здесь? — спросил он миссис Ларкинс. — Ты ведь… А это твои девчонки?
— Да, мои, — ответила тетушка Ларкинс. — И лучших девчонок…
— Это Энни? — спросил дядюшка Пентстемон, указывая на одну из сестер заскорузлым большим пальцем.
— Кто бы подумал, что ты помнишь ее имя!
— Еще бы не помнить! Эта гадкая девчонка испортила мою лучшую грибную грядку! — сварливо прошамкал старик. — Ну и досталось ей тогда! По заслугам, по заслугам! Я хорошо ее запомнил. Я принес тебе свежей зелени, Грейс, только что с грядки. Это очень полезно. Корзинку мне потом отдашь. Смотри, не забудь… Вы уже его заколотили? Ты, Грейс, всегда все делаешь раньше времени.
Дядюшка Пентстемон замолчал: его внимание привлек больной зуб, и он яростно засосал его. От этого старика, заставившего всех притихнуть, веяло первобытной силой. Он, казалось, появился из тех далеких времен, когда наши предки занимались землепашеством, охотой и рыбной ловлей. Здесь, в этой гостиной, он походил на глыбу чернозема среди бумажных куколок. Он очень осторожно извлек из корзины сверток зелени с еще не отмытыми корнями, положил его прямо на новую лиловую скатерть, потом так же осторожно снял цилиндр и вытер вспотевший лоб и край цилиндра огромным красно-желтым носовым платком.
— Я так рада, дядюшка, что вы смогли прийти, — сказала миссис Джонсон.
— О, я пришел, — ответил дядюшка Пентстемон, — я-то пришел. Девчонки служат? — спросил он, поворачиваясь к миссис Ларкинс.
— Нет, не служат. И никогда не будут служить, — заявила миссис Ларкинс.
— Не будут, — повторил дядюшка Пентстемон таким тоном, что трудно было понять, одобряет он это или порицает. Потом перевел взгляд на мистера Полли.
— Сын Лиззи? — спросил он.
От возможного посрамления мистер Полли был избавлен раздавшимися в передней голосами: подошли еще гости.
— А вот и Мэй Пант! — воскликнула миссис Джонсон, когда в комнату вошла маленькая женщина, одетая в черное платье с чужого плеча — хозяйка платья, по всей вероятности, была гораздо солиднее миссис Пант.
За руку она вела крохотного мальчишку, остроносенького, белобрысого и умирающего от любопытства, — он первый раз был на похоронах. Вслед за ней появилось несколько приятельниц миссис Джонсон, поспешивших засвидетельствовать свою скорбь. Полли их почти не запомнил. (Тетушка Милдред, бывшая в семье притчей во языцех, не приняла любезного приглашения миссис Джонсон, к вящей радости всех, кто «был посвящен», по словам миссис Джонсон, хотя мистер Полли так и не мог составить себе представления, как любил говорить мой школьный учитель, кто был посвящен и во что.)
