Когда Пастырь потерял контроль над происходящим в подземелье, а я вернула себе большую часть себя, Слава почувствовал лёгкий тычок в солнечное сплетение, а потом даже не увидел, а физически ощутил, где конкретно я сейчас нахожусь, словно кто-то включил на полную гигантский маяк, различимый даже за линией горизонта.
И ребёнок – дух крошечного волка был не таким уж огромным на фоне всего остального свечения, но уже умудрился целиком и полностью завоевать внимание Славы.
Серых воспринял новости о судьбе найденных мною исполнителей без должного энтузиазма, хотя тут же проверил и убедился, что на Лубянке их приняли в лучшем виде. На вопрос, почему он не радуется позитивному финалу, Серых спокойно всмотрелся в моё лицо и справедливо возразил, что я-то тоже явно жду подвоха, а не то торчала бы безвылазно в Славиной квартире и не одолевала бы отца бесконечными расспросами.
Ни Серых, ни Слава Солдатов не одобряли моего намерения вернуться в детский дом, чтобы закончить начатое, словно я превратилась в самый хрупкий в мире стеклянный предмет, но Слава зазря спорить не стал, напротив – предпочёл привезти меня туда самостоятельно, чтобы я не проделала это одна и без него.
Здание детского дома выглядело так тихо и умиротворённо, как никогда – мне даже показалось, что повеяло полуистёртыми детскими воспоминаниями или просто воображение подкинуло правильные сцены, и сей показательный штиль царапнул ещё сильнее.
Я рефлекторно принюхалась. Нет, мертвяками здесь пахло постоянно, это запах я узнала бы в любом вареве, но сейчас сладковатый привкус напомнил нечто другое, похожее. Так одуряюще пахнет только приманка, если заглянуть в сознание дикого животного за секунду до того, как оно попадётся в приготовленный опытным человеком капкан.
Этого почти хватило, чтобы замереть у ворот и задуматься, стоит ли лезть в заботливо расставленные силки, но в этот миг в окне мелькнула знакомая девчачья фигура. Алёнка что есть мочи размахивала руками, то ли предупреждая меня, то ли отчаянно взывая о помощи.
Обернулась, чтобы показать её Славе, но на месте идущего за мной великана лишь ветром закрутило подсохший песок, развеивая по асфальту дорожную пыль.
Мы попали в разные реальности детского дома.
Я побежала к главному входу, не сводя глаз с Алёнкиного окна, но она вдруг отступила в темноту, сравняв одинаковые и пустые оконные силуэты, как если бы во всём здании больше не было детей.
Коридор и классы пустовали, словно их покинули с минуту назад, и по ногам тянуло сквозняком, как будто снаружи внезапно разбушевалась непогода, но все окна до единого плотно прикрыты. Несколько исчерканных листков носились по полу, и я поймала их, чтобы прижать одиозной старинной чернильницей, красовавшейся на учительском столе.
