Снова обнимаю Аполо и целую в щеку.
- Ты потрясающий парень, понятно?
Он кивает.
Я поднимаюсь и возвращаюсь в кабинет. Артемис не поднимает головы, когда я вхожу и закрываю за собой дверь. Беру стул у рабочего стола и ставлю его перед ним, сажусь так, что мы оказываемся лицом к лицу. Его лицо закрыто руками, я кладу свои сверху, опуская их. В его выражении все еще этот оттенок боли. Я поражаюсь насколько он все же привлекательный, несмотря на это.
- Клаудия, я же тебе сказал…
- Тссс, – прерываю его.
- Что ты делаешь?
Я вспоминаю все те моменты, когда он делал то же самое для меня.
- Создаю пространство.
Его глаза приоткрываются.
- Это твое пространство, Артемис.
Он молчит, и я продолжаю.
- Если ты хочешь, я буду просто молчать, держа тебя за руку. Если хочешь выговориться, давай. Но я буду рядом, как рядом со мной был ты столько раз. Прекрати думать, что ты должен справляться со всем в одиночестве, что весь этот груз только на твоих плечах. Я, – сжимаю его руки в своих, - … с тобой.
Он глубоко вздыхает, как будто на нем что-то очень тяжелое.
- Я… никогда не думал, что у меня есть на это право, – его глаза сконцентрированы на наших переплетенных руках. – На плохое самочувствие, на то, чтобы сказать о своих чувствах. Не спрашивай меня о причине, я не знаю. Возможно, молчание - это наиболее легкий путь, если ты не хочешь вредить людям, которые важны для тебя.
- Это не лучший путь, когда эти люди причиняют вред тебе.
- Это так, и ты это знаешь – говорит с грустной улыбкой – Она моя мать, Клаудия. Я бы хотел сказать, что ненавижу ее, потому что знаю, что она не очень хороший человек, но не могу. Даже после всего, что я сказал ей на кухне. Хотя я и знаю, что сказал правду, мне жаль, что я ранил ее своими словами, потому что очень люблю ее.
- И это нормально, Артемис. У тебя очень благородная душа, и в этом нет ничего плохого. Но ты не можешь держать все в себе, это вредно для твоего здоровья. Помни, что это твое пространство, ты можешь рассказать мне что угодно, и я никогда больше об этом не вспомню, будем делать вид, что этого никогда не было. Что ты чувствуешь, Артемис?
Это вопрос будто ломает его, разламывает поверхность того места, где у него все копится. Его глаза краснеют, и он начинает глубоко дышать.
- Я так устал, Клаудия, – его губы дрожат. – Было очень трудно 5 лет изучать, то что меня не интересовало, ходить на каждое занятие, получать хорошие оценки, а затем взять на себя такую ответственность на предприятии, – он делает паузу и сжимает мои руки. – Ты не представляешь какого это, просыпаться каждое утро и знать, что тебе надо идти и работать там, где ты никогда не хотел. Я чувствую такую безысходность и одновременно вину за это чувство, потому что мой отец нуждался во мне, и я не хочу сожалеть о своих решениях, потому что он мой отец, и его я тоже люблю.
