Такой типаж постоянно проверят тебя на прочность. Каждое выражение, каждое слово, каждая просьба – какой бы невинной она не казалась – своего рода прощупывание, тест. Дашь слабину – пиши пропало. Оседлают и будут ездить всю жизнь. С ними работает только отпор. Вежливый, соразмерный, но жесткий и безоговорочный.
– Так дела не делают, – уверенно кивнул, подтверждая собственные слова, – Уважающие себя люди не меняют условия по чужой прихоти. Я выполню контракт, чего бы мне это не стоило. И никому не советую вмешиваться. А вот после, возможно, мы обговорим новые фамилии в запрещенном списке. Но этот вопрос я бы предпочел решать с Франко, а не с тобой.
Наступила ошеломленная тишина. Эрнесто застыл, пораженный неожиданным отказом. На лице мафиози расплылось ошеломление, отозвавшееся в моем сердце радостной ноткой. Громилы топтались на месте, не зная, что предпринять: хозяин указаний не дал, а самим им не хватило бы ума сделать хоть что-то без команды.
– Ты понимаешь, с кем связываешься, Подольский?! – Макафи едва не поперхнулся от взыгравшей ярости, – Понимаешь, чем это для тебя обернется?!
Нет смысла отвечать. Я молчал, уставившись в сверкающие глаза мафиози. Левую руку свело от напряжения, палец на спусковом крючке пулевика дрожал. Дуэль взглядов длилась непозволительно долго – едва ли не полную минуту.
Бешеный свист вскипевшего чайника заставил Эрнесто обернуться. Быстро поднявшись, он сделал два шага к выходу.
– Чайник вскипел, – обмолвился бандит ледяным тоном.
И вновь молчу. Пусть себе кипит. Я посижу, пока незваные гости не свалят восвояси. Рука с пулевиком все еще напряжена до предела.
Обернувшись у двери, Макафи не отказал себе в удовольствии сказать последнее слово.
– Осторожнее, Подольский, – с плохо сдерживаемой злобой прошипел мафиози, – Ты ходишь по очень тонкому льду!
Босс вышел прочь, мордовороты скрылись следом. Хлопнула дверь, оставив в устрашающем одиночестве. Только теперь я кое-как оторвал ладонь от оружия. Свистящий чайник продолжал бесноваться на плите. Было чертовски страшно и неуютно.
Самое неприятное заключалось в том, что придурок Макафи прав – я действительно прыгнул на тонкий лед, и он треснул прямо под ногами.
