Из колеи осточертевшей выпасть
И время на ходу остановить!
Развоплощенность - это путь свободы.
Как хочется в ладони зачерпнуть
Минуту-две, в пустую горсть вглядеться,
Держать, держать, ни капли не пролить.
И как повеет чем-то… Лето, лето,
Весна цветов, пионы и бензин.
Искрят газоны, тянет травостоем
И запах детства слышен за квартал…
…А ночью, чтоб отец не увидал,
Забраться на душистый сеновал
В конюшне милицейской и впотьмах -
Змея! Змея! - испытывая страх,
Лежать на сене - а покос лесной -
И каждый шорох чувствовать спиной.
И долго в небо черное глядеть…
Раскинуть руки - и лететь, лететь
Над красней водокачкой голубой,
Над каланчой и заводской трубой,
Над колокольней и рукой задеть
За колокол - и раскачнется медь.
И вдруг очнуться: что это!.. И гуд,
И лошади копытами гребут…
И вспыхнет неба вольтовый квадрат -
Удар! - и оглушительный раскат
Все сотрясет, и шелест налетит,
Порыв, еще - и ливень загудит…
О доблесть слабых! Страх, восторг
и страх.
И топот, топот, топот в денниках.
А я мальчишка, мне двенадцать лет,
Как выкидыш я выброшен на свет.
Мне интересно жить еще, я мал,
Я сам себя еще не осознал.
Не знаю, что за грохоты гремят,
Какие кони в темноте храпят -
Из-под земли - все глуше - все грозней…
Я оторвался от своих корней,
И эта память мне уже чужая,
И я уже другой… Но что же, что -
Издалека томит, не отпускает,
А кружит, кружит! Что за дикий бег!
Куда летит трамвай, и жизнь, и время!
Что слышит мать из тишины своей,
Той тишины последней! Кто ответит!
Я мир искал, я потерял себя,
И на годах, как на конюшне старой,
Замок навешен… Как копыта бьют!
Стучат, стучат! Пусть выпрямят дорогу,
Пускай зальют асфальтом колею,
А я свое дослушаю - Тишинский! -
Додумаю, а нет - так домолчу.
А впрочем, хватит! Что там, Белорусский!
Пора сходить. И снова этот шум:
Цветы. Газеты. Квас. Он льется, льется…
- Эй, гражданин, не мешкайте
в дверях! -
Проходит все, и только остается
Неслышный шелест, только шум в ушах…
1973
Прощание со старыми тетрадями
Прощанье со старыми тетрадями, или Размышленья перед трескучей печью и бутылью домашнего вина в старом деревянном доме в Павловом Посаде, где автор родился
Боюсь не вздора, а рутины,
что ни начну, то с середины
и кончу, верно, чепухой.
Не знаю, время или возраст,
но слышу я не лес, а хворост,
не славий щелк, а хруст сухой.
Пора проститься со стихами
и со вторыми петухами –
а третьи сами отпоют, –
с ночными узкими гудками,
с честолюбивыми звонками
под утро, когда их не ждут.
При свете дня яснее проза:
