Избранные стихотворения и поэмы (1959–2008) | страница 41



* * *

Вот Иона-пророк, заключенный во чрево кита,

там увериться мог, что не все темнота-теснота.


В сердце моря, в худой субмарине, где терпел он, как зэк,

был с ним Тот, Кто и ветер воздвиг, и на сушу изверг.


И когда изнеможил, когда в скорби отчаялся он,

к Богу сил возопил он и был по молитве спасен.


По молитве дается строптивость ума обороть:

Встань, иди в Ниневию и делай, что скажет Господь.


Ах, и я был строптивым, а теперь онемел и оглох,

и куда мне идти, я не знаю, и безмолвствует Бог.


Не пророк и не стоик я, не экзистенциалист,

на ветру трансцендентном бренчу я, как выжженный лист,


ибо трачен и обременен расточительством лет,

я властей опасаюсь, я микроба боюсь и газет,


где сливные бачки и подбитые в гурт думаки,

отличить не могущие левой от правой руки,


как фекальи обстали и скверною суслят уста.

Врешь, твержу про себя я, не все темнота-теснота...


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .


Вырывающаяся из рук, жилы рвущая снасть

кой-то век не дает кораблю в порт приписки попасть.


На кого и пенять косолапым волкам, как не на

пассажира уснувшего, под которым трещит глубина.


Растолкать? Бросить за борт? Покаяться? Буря крепка,

берег тверд, и за кормчим невидимая рука.


Не пугайся, Иона, у нас впереди еще Спас,

еще встанет растеньице за ночь и скукожится враз.


Та к что плыть нам и плыть, дни и луны мотая на ось,

на еврейский кадиш уповать и на русский авось.

2001

«Актинидия коломикта так оплела…»

* * *

Актинидия коломикта так оплела

окна веранды, что и коньки лесные

кормятся с нашего, можно сказать, стола,

не вылетая из сада.


В нашем казенном саду мало что для нас,

больше для птиц и белок – орех, рябина,

разве что яблоки да лучок «вырви глаз»,

впрочем, мы не в убытке.


Сливу мы тоже делим, но без обид,

как арендаторы временного жилища,

все мы тут временны, и у кого кредит

тверже, тот и хозяин.


Слава не слива, но плакаться не резон,

если мы сами удел свой бумажный пашем,

порасскажи муравью, что счастливей слон,

он не поверит.


Все-таки, худо-бедно, пока живем

не побираясь, и будущее не метится

ни пузырьками сидра, ни пузырем

чистого самогона.


Нет у нас ни столового серебра,

ни фолиантов редких, но чем не роскошь

кодекс здоровья салернский читать с утра,

на ночь Апостол.


Нет серебра, но глина у нас поет:

дымковские свистульки свистят, и вторят

дудки из Городца – весь гончарный скот,

обжигом прокаленный.


Это с поры, когда покати шаром

в каждой торговой точке, а мы с кошелкой

по барахолкам рыщем – старье берем –