Тишина над Кремлевской стеной.
Тишина-то!.. Такая нашла тишина!..
Эхо слышно из Замоскворечья.
То ли сердце стучит, то ли ветер горчит,
то ли в воздухе пахнет войной.
Что ж, рассудит затвор затянувшийся спор?
Нет, что мне до чужого наречья!
Я люблю свою родину, но только так,
как безрукий слепой инвалид.
О родная страна, твоя слава темна!
Дай хоть слово сказать человечье.
Видит Бог, до сих пор твой имперский позор
у варшавских предместий смердит.
Что ж теперь? Неужели до пражских Градчан
довлачится хромая громада?
Что от бранных щедрот до потомства дойдет?
Неужели один только Стыд?
Ну да что о пустом! Разочтемся потом.
А пока от Охотного ряда
задувает метель, не сутулься впотьмах
и прохожих гуляк не смущай.
Век отбился от рук. – Что насупился, друг?
Все прекрасно, чего еще надо. –
Ничего, – говорю. Не спеша прикурю. –
Ничего. – До свиданья. – Прощай!
1968
По Малой Никитской в отечных снегах
мурлыча расхаживал кат в сапогах.
Пенсне на носу и на пальце рубин,
и двое в папахах как тени за ним.
От черных застолий краснели белки,
он шел и катал за щекой желваки.
Он шел, а в решетах шумела весна,
и песню жевал: – На-ни-на, на-ни-на.
И улица пахла как свежий чанах,
и каждая ветка чирикала: – вах!
И каждая шубка на рыбьем меху
шуршала в ушах, отдаваясь в паху.
Ай, рыжая челка! Духами «Манон»
пахнёт комсомолка – и вроде влюблен.
Актерки, танцорки, строптивый народ,
хотите – на выход, хотите – в расход.
Как зябко, однако, в безлюдной Москве!
Но горный мотивчик журчит в голове.
Какая эпоха! Какая страна!
И сердце поет: – На-ни-на, на-ни-на...
1970
«Зычный гудок, ветер в лицо, грохот колес нарастающий…»
* * *
Что ми шумить что ми звенить давеча рано пред зорями.
«Слово о полку Игореве»
Зычный гудок, ветер в лицо, грохот колес нарастающий.
Вот и погас красный фонарь – юность, курящий вагон.
Вот и опять вздох тишины веет над ранью светающей,
и на пути с черных ветвей сыплется гомон ворон.
Родина! Свет тусклых полей, омут речной да излучина,
ржавчина крыш, дрожь проводов, рокот быков под мостом, –
кажется, все, что улеглось, талой водой взбаламучено,
всплыло со дна и понеслось, чтоб отстояться потом.
Это весна все подняла, все потопила и вздыбила –
бестолочь дней, мелочь надежд – и показала тщету.
Что ж я стою, оторопев? Или нет лучшего выбора,
чем этот край, где от лугов илом несет за версту?
Гром ли гремит? Гроб ли несут? Грай ли висит над просторами?
Что ворожит над головой неугомонный галдеж?
Что мне шумит, что мне звенит издали рано пред зорями?
