Семинарские занятия у третьего курса закончились. В начале недели Мария Владимировна зашла к декану и спросила, возможно ли ее увольнение в конце первого семестра. На его неизбежный вопрос, с чем связано такое решение, она дала казенный ответ: «В связи с семейными обстоятельствами». Вавилов обещал подумать, как это лучше оформить и, конечно же, настаивал на том, чтобы она обдумала это решение.
Сегодня (как и во все остальные дни недели) она как раз обдумывала это, вяло мешая утренний кофе. Есть не хотелось. У нее вообще в последние полгода были такие перепады настроения, что становилось страшно. Однако о причинах этих перемен долго думать не приходилось. Подъемы бывали во время и после встреч с Нагорным, а спады — во время последующих дум, как жить дальше. Так и до маниакально-депрессивного синдрома недалеко.
— Мариам, таки мы будем сидеть мечтать или начнем хоть куда-то шевелиться? — бабушка выдернула Машу из фантазий. — Если бы кто-то пораньше проснулся, то мы бы уже были в городе.
— Вот именно! — девушка набрала номер такси. — Я тебе говорила, не смотри этот сериал, он будет идти допоздна. Я в кой-то веке могла успеть на этот чертов автобус…
— Не ругайся, как та Циля! — бабушка задумалась и выдала. — Раневская говорила, что порядочная еврейка не должна бегать за троллейбусом.
— Во-первых, говорила она не так, хотя суть ты передала верно. А во- вторых, за еще одним талоном к стоматологу тебе побегать придется, если не успеем к восьми часам попасть в город.
Сегодня Маша имела все шансы успеть на работу. Но бабушка решила проспать прием к врачу. Поэтому Мария Владимировна добралась до Управления уже ближе к десяти часам (хорошо, что у чиновников нет гудка, как на заводе). День прошел быстро за обычными служебными делами и разъездами по культурным заведениям города. Вечером у нее были аспирантские лекции по философии.
На кафедре никого не было, и Маша позволила себе снять сапоги на высоких каблуках, разминая затекшие стопы. Неожиданно дверь, ведущая в кабинет заведующей, открылась и миру (а точнее Марии) себя явила баба Галя.
— Здравствуй, Мариам, — предельно вежливо начала старушка.
— Здравствуйте, Галина Васильевна.
— Андрей доволен твоей работой. Хвалил даже. Что для него совершенно не свойственно.
— Я стараюсь, — честно ответила Мария.
— А может не стоит так усердно «стараться»?
— Галина Васильевна, давайте не путать личное и рабочее?
Баба Галя не знала, что сказать, но сказать хотелось. Так и стояли молча. Старушка сложила руки на груди, а Маша переступала с ноги на ногу, светя разными носками и медленно подбираясь поближе к своей обуви. Приоткрытая дверь кафедры с шумом распахнулась, и в кабинет ввалились доцент Евстигнеев и несколько аспирантов. Громким обсуждением чьей-то диссертации они, сами того не зная, нарушили неловкое молчание. Маша, воспользовавшись моментом, попрощалась со всеми и вышла в коридор, прихватив сапоги. Обулась уже в коридоре, помотала головой, размышляя о чем-то своем, и побрела на предпоследнюю в этом семестре лекцию.
