Так вот под чем круглосуточно моя начальница — под бесконечным восторгом.
Я переворачиваю коробку. Гляжу на прикольную штуковину, мало чем напоминающую настоящего пингвина, зато с галстуком-бабочкой. Ну просто джентльмен. И выглядит достойно, и хрень всякую не несет, и куни делает отменный. Теперь ясно, почему некоторые отдельные барышни не выходят замуж. И это я не про себя. У меня совсем другая причина одиночества. Бесплодие. Увы, но два моих серьезных романа плачевно закончились, как только парни узнавали, что я не могу иметь детей. Вряд ли они горели желанием быть папашами. Скорее, сам факт, что ты через потомство можешь доказать всем, что ты мужик — берет верх над здравым смыслом. Примитивность. Жалкая и скучная…
— Ты слишком громко думаешь! — фыркает мне патлатый.
Очухавшись, обнаруживаю, что некая Басанти уже испарилась, дверь снова закрыта, а мужчина сверлит меня желтыми глазищами.
— Ты читаешь мысли? — Я робко поднимаюсь на ноги, так и прижимая к груди коробку с пингвином.
— Да у тебя же на лице все написано: как ты злорадствуешь, что первая выберешься из бара сук и утрешь всем носы, став волчицей альфы.
— Серьезно? — Медленно поворачиваюсь к зеркалу и вскрикиваю.
Господи Иисусе! В отражении на меня смотрит далеко не Виталина, а какая-то размалеванная брюнетка со взглядом кошки. Про такую и я бы сказала, шлюха. Не будь я ею! Но я — это она. Открываю рот, и у нее открывается. Поднимаю руку — то же самое. И в объятиях тот же самый пингвин. Правда, что уж греха таить, девке на вид лет двадцать пять. А скинуть десяток годков приятно.
Патлатый пристраивается у меня за спиной, обвивает мою талию ручищами и шепчет в ухо:
— Но мы придумаем тебе новую историю, Ви-та-ли-на. Я обращу тебя в свою веру в первое же полнолуние. А пока ты тихонечко отсидишься тут. Я оплачу твое проживание, и удовлетворять клиентов тебе не придется. Но учти, если все же прыгнешь на чей-то писюн, я тебя на части порву. — Он натягивает мои волосы, запрокинув мою голову на свое плечо. Зубами скребет по моей шее, больно царапая чувствительную кожу. — И мне плевать, что тем самым я обреку себя на вечное одиночество. Дырку себе я всегда найду.
— А резиновые писюны считаются? — пищу я, нервно сгибая углы коробочки.
Патлатый бросает взгляд на пол и скалится:
— Не волнуйся, я буду приходить к тебе каждый вечер. Ты и думать о них не станешь. Потому что я умею доставлять удовольствие.
— М-м-м… Так это меня от удовольствия сейчас так мутит? Кстати, вы в курсе, что от вас несет псиной? Я, кажется, начинаю понимать, почему вы претесь от канализационной вони…
