Лицо у Зотова сделалось бледно зеленым, под глазами чернели круги. Панкратьевой стало безумно его жалко, но она не знала, что и сказать. Хотелось во всем признаться, но рассказывать про золотые шары никак нельзя. Тайна есть тайна, тем более чужая. Панкратьева хорошо помнила, что Арсений велел ей никому не рассказывать о тайном оружии и запретных практиках. Кстати, неизвестно ещё, как Алик отнесется к тому, что она против него тайное оружие использовала. Вдруг обидится или наоборот поднимет её на смех и предложит в дурке полечиться. И потом, может быть, имело место обычное совпадение?
– Аличка! Ну что ты все придумываешь! Начитался разных книжек, вот тебе повсюду Ци твоя и мерещится. – Панкратьева чмокнула Зотова в лоб, параллельно проверяя его температуру, и заботливо подоткнула под него одеяло. – Ты есть-то хочешь? Может, я тебе бульончика куриного сварю. Ой, забыла, ты же суп только рыбный ешь. Так давай грибов тебе с кашкой гречневой сделаю, как ты любишь. У меня шампиньоны есть.
Зотов взял ее за руку и строго поглядел в глаза.
– Заткнись и слушай, – сурово сказал он. – Больше так не делай никогда! С энергией шутить нельзя. Это очень опасно. Ты не понимаешь, с чем имеешь дело. Всё тебе шуточки. И курить завязывай. Я придумал как.
– Как? – Панкратьевой от его строгого взгляда стало не по себе, и она обрадовалась, что Алик ушел от опасной темы.
– Я тебе дам тысячу долларов, а ты бросишь курить.
– Тю! Пять давай. Тысяча для меня не аргумент. Она меня никак не мотивирует. Вот пять – другое дело.
– А ты жадина, Анька! Ну, хорошо, дам тебе пять. Но при одном условии.
Панкратьева от неожиданности замерла. Пять тысяч долларов ей бы очень пригодились, но это означает, что ей прямо сейчас придется бросить свою столь вредную, но столь любимую привычку. Разумеется, тут же, как назло, нестерпимо захотелось покурить.
– Каком таком условии? – осторожно спросила она. Вот вечно какие-то условия!
– Там в портфеле у меня возьми пять штук. Возьми, возьми. Я хочу, чтоб ты их в руках подержала.
Панкратьева полезла в элегантный кожаный портфель Зотова. В его портфеле в отличие от портфеля Панкратьевой царил идеальный порядок. В одном из отделений она обнаружила две пачки по пять тысяч долларов.
«Опять продешевила, – молнией пронеслось у нее в голове, – надо было десять просить. Вон, у него десять же есть»!
Она достала одну пачку и взвесила ее в руке. Да уж! Деньги Анна Сергеевна Панкратьева любила. Обожала просто. Эта любовь к деньгам жила в Ане Панкратьевой с детства, с полуголодного советского детства, с бедной советской юности. Пачка прохладных американских долларов приятно оттягивала ей руку. В голове сразу пронеслось несколько вариантов приятной траты этих денежек, потому что кроме самих денег Панкратьева больше всего на свете любила их тратить. Ах да! Зотов же о каком-то там условии говорил, интересно, что это он имел ввиду.
