Дома царила тишина, все еще спали. Панкратьева разделась и залезла в кровать под бочок к Алику Зотову. Самое время как раз заняться той самой большой и чистой любовью. Однако, прикоснувшись к Алику, Панкратьева поняла, что про большую и чистую любовь можно смело забыть. Алик оказался невозможно горячим, его явно знобило. Когда она попыталась его разбудить, он застонал. Панкратьева не на шутку перепугалась. Таблеток Алик не признавал и никогда их не употреблял, однако ситуация явно была критической. Панкратьева сунула ему подмышку градусник, и на ее глазах ртуть быстро поползла по столбику вверх, устремляясь к сорока градусам.
Температуру требовалось срочно сбить. Ясное дело, что даже самая дорогая скорая помощь так быстро не примчится. И что сделает скорая? Поставит больному укол с жаропонижающим. Так чем это лучше принятой вовремя таблетки? Тем более, что кроме температуры, никаких других признаков охватившего Зотова заболевания не наблюдалось, никаких тебе соплей и кашлей.
Панкратьева кинулась на кухню и открыла ящик с лекарствами. Потом сообразила, что никакую таблетку в этом состоянии в Зотова не засунешь. Взгляд упал на шприцы. Точно! После последней Федькиной ангины в доме должны оставаться ампулы с жаропонижающим. Правда, срок годности наверняка уже истёк, но это по сравнению с такой опасной температурой – полная ерунда. Вколем, а там проверим! Панкратьева быстро набрала лекарство в шприц, сразу две ампулы и помчалась обратно в комнату.
Зотов закутался в одеяло, дрожал и постанывал. Панкратьева тихонько отогнула одеяло в том месте, где должна была находиться бесценная попа важного директора завода, молниеносно протерла место укола спиртовой салфеткой и быстро всадила шприц в Зотова. Зотов слабо дернулся, и несмотря на всю опасность ситуации, Панкратьева захихикала. Странным образом она получила ото всей этой процедуры огромное удовольствие. Надо будет написать в дамский журнал статью о важности уколов в семейной жизни. Что ни говори, а сближают ведь, черти!
Потом она опять побежала на кухню, развела в мисочке уксус и кинулась обратно обматывать смоченными в уксусе носовыми платками запястья и щиколотки Зотова. За этим занятием ее и застал изумленный Федька.
– Мам, ты чего? Алика лечишь, что ли? – сонным хриплым голосом спросил он, заглядывая в настежь распахнутую дверь материнской спальни.
– Нет, сынок, это я его пытаю так. Уколами и уксусом. Он в последнее время что-то плохо стал себя вести. Иди зубы чисти, а то я и тебя сейчас мучить начну.
