«Правильно! Ты все правильно делаешь», — противоречит разуму сердце, и я с ним солидарна.
Опускаюсь перед малышкой на корточки, так, чтобы наши идентично зеленые глаза были на одном уровне. Смотрю в ее огромные озера и почти задыхаюсь от перехватывающих горло чувств. Еле сдерживаю слезы, хотя самой так хочется составить крошке компанию и залить солеными слезами еще один каток.
— Я не уйду. — Теплая улыбка растягивает мои губы, а голос едва дрожит от принятого только что решения.
Кто-то скажет, что я поступаю безответственно, необдуманно, что надо рубить этот гордиев узел одним четким ударом. Не затягивать, давая ребенку ложные надежды. И, скорее всего, это правильно, но…
Но на каком-то интуитивном чутье я выбираю именно этот путь. Верю, что все неспроста и кто-то сверху обязательно поможет нам разобраться в этой запутанной ситуации. А пока… пока я побуду мамой, пусть и эфемерной.
— Правда-правда? — всхлипывает девчушка, утирая мокрый нос своей пушистой варежкой.
— Правда-правда! — киваю и достаю из рюкзака пачку бумажных носовых платком. — А сейчас давай вытрем твои щечки, чтобы слезинки на морозе не превратились в льдинки.
Старательно промокаю соленые ручейки, вытираю носик и что-то еще болтаю, утешая малышку. Нервный треп всегда накрывает меня в минуты растерянности и какой-то беспомощности.
— И на коньках пойдем кататься? — с легким недоверием интересуется она, затаив дыхание.
— И на коньках, — не разочаровываю ее и поражаюсь, как быстро детское сознание способно перестраиваться.
От зареванной, потерянной малышки не осталось и следа. В глазах задорно пляшут чертенята, сам ребенок в нетерпении перетаптывается на месте, и только то, что я пока еще сижу перед ней на корточках, удерживает крошку от стремления рвануть с места реактивной ракетой.
— Вот только щечки твои и носик кремом намажем, чтобы мороз их не покусал.
Убираю платки и достаю детский крем. Всегда в зимний период он имеется в моей сумке — лучшее средство от обветриваний.
— Вкусно пахнет, — довольно щурится девчушка и улыбается еще шире.
Ну вот, все процедуры завершены, и мне уже нет повода сидеть все в той же позе. Но отчего-то подниматься и смотреть в лицо мужчине мне страшно до колик в животе. Страшно увидеть в его карих глазах упрек. Услышать, что вот это мое благородство и вранье нафиг им не нужны, что и без меня они прекрасно справятся, а мне стоит заняться своей личной жизнью.
Вот только нет ее у меня. А материнский инстинкт, накопленный за месяцы счастливой и очень долгожданной беременности, не растрачен ни на грамм. И именно сейчас он необузданным фонтаном вырывается из самых потайных мест моей уставшей души, хлещет горячим потоком по венам, туманит мозг и подстегивает действовать так, как велит сердце.
